Книга Затмение - Айя Субботина

Я резко распрямляюсь, надеясь, что Гриму не до того, чтобы высматривать румянец на моем лице.

Грим кое-как, ворочаясь, как неуклюжий жук, переворачивается и встает: сначала на колени, чтобы сделать передышку, потом в полный рост. Просто чудо, что его ноги целы, но мне не нравится то, как мученически он морщится каждый раз, когда пытается сделать глубокий вдох. Я не сильна в медицине, но, похоже, у него сломаны ребра. И немудрено — после такого удара.

— Я в порядке, Дэш. — Он мягко отстраняется от моих попыток подставить плечо. — Только дай в голове проясниться.

Киваю и отхожу, догадываясь, что он не хочет меня обидеть прямой просьбой оставить его одного.

— Никакой справедливости в этом дряном мире, — продолжает сокрушаться Блайт.

Разглядывает себя сверху вниз, беззвучно чертыхается и, вонзив кинжалы в мшистую земляную насыпь, стаскивает окровавленную сорочку. Лениво вытирает об нее лицо и руки, а потом тщательно — лезвия. Любуется проделанной работой, пока я, как марионетка гипнотизера, любуюсь им. И в голову почему-то лезут мысли о самых породистых жеребцах аларской породы: крепких, поджарых, с кожей, туго натянутой на выпуклых мышцах. И каждое движение настолько же грациозно, насколько наполнено силой и скрытой мощь. А в случае Блайта еще и смертельной опасностью. Мне бы очертя голову бежать от него со всех ног, а я, как сопливая девчонка, таращусь во все глаза.

— Смотри хорошенько, сладкая Герцогиня, потому что это тело ты будешь видеть в своих самых похотливых снах и мечтать о нем, просыпаясь в холодной пустой постели. Я, как и говорил, все еще категорически заинтересован в Райль.

Имя сестры рушит все наваждение. Удивительно, как, в сущности, мало времени нужно, чтобы восхищение и благодарность сменились ненавистью и злостью. И как я ни пытаюсь убедить себя в том, что все дело в моей опеке над Райль, правда слишком очевидна. Не настолько же я безнадежна, чтобы верить в собственный обман.

Я ревную этого сукиного сына. Ревную так сильно, что сжимаю руки в кулаки, сдерживая острую потребность отхлестать его по роже.

— Не смотри на меня такими сумасшедшими глазами, сладенькая, — улыбается Блайт, плотоядно облизывая губы. — А то ведь еще раз поцелую.

Стараясь не уронить достоинство еще ниже, оцениваю расстояние между нами — он точно до меня не дотянется. Блайт выразительно следит за моими шагами и лишь вскидывает бровь. В голубом взгляде читается насмешливое: «И это все?»

— Сделаешь так еще раз, — злюсь я, — и узнаешь, каким приемам обучил меня Грим против таких, как ты.

— Таких, как я? — Белая бровь выразительно надламывается. — Можно поподробнее, сладенькая?

— Если думаешь, что ты и Райль… — Слова застревают в горле, и я маскирую негодование кашлем. — Она — моя младшая сестра, ей всего семнадцать, и при том приданом, которое она получит, Райль заслужит только достойный, умный, бескорыстно и беззаветно любящий ее мужчина.

Блайт отвешивает чинный поклон — и это тоже очередная клоунада.

— Уверяю, сладенькая, меня не интересуют ее деньги. Я умен, хитер и осторожен, а моя божественная кровь просто уникальна.

Со страхом жду, что он скажет о неземной любви, и Блайт, воспользовавшись моим замешательством, в два шага оказывается рядом. Снова обнимает, и мы одновременно смотрим на то, как естественно приживаются друг к другу наши обнаженные плечи. Пальцы скользят по моей руке, и я думать забываю о холоде. Кажется, теперь мне очень бы пригодился свеженький сугроб, чтобы нырнуть туда с головой.

— Твоя ревность на вкус, как острое даррийское вино, — шепчет Блайт.

— Ты самовлюбленная свинья, — огрызаюсь я. Отрицать очевидное, да еще и таким детским способом — совершенная ерунда, но и проглотить это я тоже не могу. Пусть думает, что хочет. — Развлекайся со своими бордельными кошками, божественная задница, а от нас держись подальше.

— Твой цепной пес будет с неделю валяться в постели, — игнорирует мою грубость Блайт. — А сегодня вечером тебе нельзя быть одной.

Откуда он узнал?! До боли прикусываю язык, чтобы не задать вопрос вслух. Ни за что и никогда не поверю, что он — Шагарат. Пусть дурачит этими сказками легковерных крестьянских дочек. Уверена, всем фокусам есть совершенно разумное реальное объяснение.

— Я заеду за тобой сразу после заката, сладенькая, — продолжает шептать искуситель. Пальцы обхватывают мое запястье, и я удивляюсь, какой все-таки тонкой и беспомощной выглядит моя рука в его сильной хватке. Блайту ничего не стоит запросто сломать мне кость. Или свернуть шею. — Надень что-нибудь, что вдохновит меня на подвиги.

— Только в обмен на рога, — тут же вспоминаю я.

— Рога? — Он в задумчивости трет мой локоть большим пальцем. — Думаешь, одного поцелуя и почти невинного флирта достаточно, чтобы у великого герцога отросло что-то на спил? Возможно, если мы продолжим начатое…

— Рога арха. — Единственный способ не тронуться умом — пресекать любые его попытки подшучивать. — Они мне нужны.

— Зачем тебе рога последнего арха?

— Не твоего ума дело.

На миг мне кажется, что головорез просто высмеет меня: даже если не брать в расчет стоимость рогов ископаемого чудовища, они наверняка мощный алхимический компонент, и их можно продавать буквально тонкими спилами — и на этом озолотиться. А Блайт точно не похож на человека, который поменяет несметные богатства на право сопровождать меня вечером. Кто кому еще приплачивать должен, если уж на то пошло.

— Рога в обмен на завтрак у тебя, — выдвигает свои условия Блайт.

— Завтрак? — Это слишком просто. В чем-то же должен быть подвох?

— Ну, знаешь, так называется традиционный прием пищи после рассвета, — издевается он.

Я все еще не понимаю, но времени выяснять нет, потому что в нашу сторону уже несется гул топота копыт.

— Хорошо, завтрак — так завтрак. По рукам?

Протягиваю ладонь, которую Блайт деловито пожимает со словами:

— Завтра, после ночи в твоей постели, сладенькая.

[1] Амазонка — женский костюм для езды верхом, состоит из жакета и юбки.