— Ешь, тебе нужны силы.
— Я хочу спать.
— Ешь и спи.
Девушка послушалась, она успела только пару раз откусить, как вдруг Камен выпрямился. Альвийка ещё раньше почувствовала приближение тарской княжны, но не двинулась с места: не хватало сил. Яронега села на траву, не чувствуя холода, и подтянула колени к груди. Если бы не покрасневшие глаза, никто бы и не догадался, что девушка расстроена. Она смотрела куда-то в сторону, избегая взгляда видуньи.
— Не могу поверить, что они все мертвы. Наверное, мне всегда будет казаться, что тот свадебный поезд где-то едет… И ещё не доехал… Надо только набраться терпения и ждать.
— Мне жаль, княжна.
— Зачем их убили? Меня же там не было.
— Поэтому и убили. Разозлились, что их обманули, — Нимфириель и рада бы утешить девушку, но ей самой было не по себе от такого количества смертей.
Альвийка посмотрела на неё.
— Их убили не вы, княжна. Не вините себя.
— А кого?.. Их убили из-за меня! Столько невинных людей заплатили своей жизнью, а вы — своей кровью, — Яронега кивнула на тёмные пятна на рубахе альвийки.
— Значит столько стоит мир в Черногорье… Два-три десятка жизней взамен тысяч — сходная цена, уж простите, — видунья сунула Камену недоеденный хлеб и посмотрела на потрясённую девушку. — У всего есть своя цена, княжна. Мы только решаем: платить нам её или нет.
Яронега зажмурилась и прижала кулачок к губам. Вмешался Камен, подхватил княжну под руки, помогая встать:
— Тебе пора отдыхать, государыня. И Нимфириель тоже. Завтра будет долгий путь.
Глава 11
Этот день отличался от предыдущих. Путешественники не шутили и не смеялись. Кто-то скорбел о погибших друзьях, кто-то всерьёз опасался стать следующей жертвой. Дружинники и дядьки напрягались при каждом подозрительном лесочке и даже деревце, раз за разом бросая пытливые взгляды на видунью: не чувствует ли она угрозы? Нимфириель лишь отрицательно качала головой. Сама альвийка больше походила на выходца с того света, чем на защитницу: бледная, с голубыми прожилками вен на висках и шее, с торчащими острыми ушами, хорошо заметными из-за заплетенной косы. А больше всего пугали лихорадочно блестящие глаза: от них веяло каким-то отчаянием и страхом. Дорога давалась Нимфириель очень тяжело. Несмотря на помощь Володаровича, девушка чувствовала себя всё хуже. Но когда тарская княжна предложила пересесть в повозку, альвийка отказалась и, указав на видневшийся вдалеке лес, попросила о привале. Время было подходящее, и дядьки с молчаливого согласия Радомира объявили о скорой остановке.
Пока охранники суетились около своих лошадей, видунья передала Накиму Пелгу, а сама, спотыкаясь, углубилась в лес. Дриады её уже ждали. Они окружили девушку и осторожно гладили по плечам, по голове. Тихие голоса сливались с ветром, который легонько шевелил зелёные волосы лесных дев. Альвийка прижалась к высокой берёзе и умиротворённо замерла, чувствуя прилив сил. Даже дышать стало легче, как будто кто-то снял груз, мешающий вдохнуть полной грудью. Чтобы не истощать одно дерево, Нимфириель переходила от одного к другому, с каждым разом чувствуя себя всё увереннее. Бежали минуты за минутами, и видунья, наконец, почувствовала себя здоровой, как будто не было долгой дороги из Маг’яра в Тарсию и обратно, не донимал каждый день приставучий колдун, выматывая нервы. Пальцы покалывало от энергии, дарованной лесом.
Вдруг дриады как по команде опустили руки и бесшумно растворились среди зелени деревьев: на поляну вышел человек. Альвийка благодарно погладила старый тополь и неохотно повернулась.
— Я в порядке, Камен.
— Ты и вчера это говорила, — дядька успел заметить необычных помощниц видуньи. Но не стал разбираться, почему они ушли. Ему было достаточно, что дриады помогли Нимфириель. В свете дня было отчётливо видно порозовевшее лицо девушки, руки и плечи уже не пугали выпирающими костями. Без всяких сомнений, альвийка оправилась после проклятия неведомого колдуна. Это радовало! Маг’ярец и видунья медленно направились к обозу, принюхиваясь к ароматным запахам.
После обеда путники не спешили расходиться, остались сидеть около костра, тихо переговариваясь. Колдун что-то помешивал в небольшом котелке, выклянченном у поварих, потом заметил, как Нимфириель разглядывает его амулет, и тихо выругался. Вот уж закрутила судьба: камень, который должен был оберегать его от альвийки, теперь на её же шее и защищает эту остроухую заразу! Девушка перехватила его недовольный взгляд и спрятала амулет за пазуху.
— Что? — она вскинула бровь, насмешливо поглядывая на колдуна.
— Ничего! — буркнул тарс, протягивая кубок с отваром. — Пей давай! А то сдохнешь по дороге!
Видунья по-своему истолковала его досаду.
— Не бойся, верну я тебе твою цацку.
— Да кто ж её после тебя наденет?! — Володарович брезгливо поморщился.
Альвийка недобро усмехнулась:
— Надо же! Какие мы стали нежные и ранимые!.. А кто, как не высшие альвы, научили людей создавать такие амулеты?
— Так то высшие альвы, а то ты… Разницу чуешь? — фыркнул Радомир.
Окружающие притихли, прислушиваясь к перепалке. Камен с Волином устало переглянулись: похоже, эти двое не успокоятся никогда! Отставив в сторону ещё очень горячий напиток, Нимфириель демонстративно взялась чистить амулет от пыли, используя для этого тряпку и слюну.
— А тебе волхвы не рассказывали, кто научил их ворожбе и лекарскому искусству?
Колдун заметно напрягся, наблюдая, как его творение оплёвывают в буквальном смысле этого слова. Заметил насмешливый взгляд альвийки, понял, что всё это делается намеренно, и изобразил полнейшее безразличие к происходящему.
— …А где учился ваш Верховный Волхв, у кого? — продолжала допрос девушка.
— Ой, как-то не запомнилось, — ёрничал тарс.
Видунья чуть задрала нос, перечисляя:
— …Строить каменные города, делать железное оружие, варить стекло…
Володарович нагло ухмыльнулся:
— Тебя послушать, так если бы не альвы, люди до сих пор жили бы в лесу и ели сырое мясо.
Девушка сложила руки на груди и внимательно посмотрела на колдуна:
— Кто знает… Но ты точно ползал бы где-нибудь под корягами, охотясь на мышей. Змей!
Радомир клацнул зубами, обескураженно глядя на нахалку. Маг’ярцы да и некоторые тарсы давились смехом. Через секунду мужчина сам не выдержал и сдавленно хохотнул:
— Вот же поганка!
Довольная альвийка взяла лечебный отвар, отхлебнула и зашипела от боли в обожжённом языке.