Какое хладнокровие! Какая непоколебимая твердость воли! Молодой моряк положительно удивителен! Вот идеал начальника! Недаром он производит чарующее обаяние на всех нас: и старый, и малый готовы за ним идти и в огонь и в воду.
Я уступаю свою лошадь Кириллу.
– Сядь на мое место, храбрый друг, и возьми к себе Кэлли: ты очень устал.
В одну минуту все готовы. В лагерь! И благородные животные, словно не чувствуя двойной ноши, галопом понесли нас, измученных, израненных, окровавленных, в покинутые повозки.
Восток загорается. Мрачная ночь сменяется светлым днем. Вместе с нею исчезает и ужасный кошмар, давивший грудь нам. Зрелище просыпающейся природы заставляет нас забыть все невзгоды и только любоваться разбросанными везде живыми картинами кипучей, веселой жизни. Даже бесстрастные англичане не могли удержаться от восторга.
Один Кроули был занят совершенно другим. С самого отравления он размышлял о решении физиологического вопроса. Наконец, ни до чего не додумавшись, он обратился ко мне, который со времени открытия причины отравления стал непререкаемым научным авторитетом.
– Мой ученый друг (видите, как скоро я получил эту степень!), объясните мне, почему, напившись отравленной воды, я стал видеть ночью почти так же хорошо, как днем?
– Но это очень просто. Белладонна, как известно вам, обладает способностью расширять зрачок. А что такое зрачок, ведь вы знаете? Это отверстие в радужной оболочке глаза, через которое падают на сетчатку лучи, дающие там изображение. Последнее потом передается по зрительному нерву. Понимаете?
– Немного, кажется, начинаю понимать.
– Зрачок очень чувствителен, постоянно расширяется или сокращается, смотря по тому, много или мало света падает на глаз, чтобы не пропустить ни слишком большого количества лучей, ни слишком малого. Одним словом, это род автоматического регулятора воспринимаемого глазом света.
– Совершенно так. Но что же белладонна…
– Подождите минутку, не торопитесь, придем и к ней.
– А, тем лучше!
– Я буду краток… Когда белладонна расширила ваш зрачок, то оптический нерв, пораженный чрезмерным количеством лучей, не мог справиться с ними. Оттого произошли у вас утомление зрения и невозможность переносить дневной свет. Ночью же, когда в нормальный зрачок попадает очень мало света, то же самое расширение дало возможность проникнуть в ваш глаз большему числу лучей…
– Понимаю теперь. Белладонна случайно дала нам свойство, которым отличаются кошки.
– Да, ваше сравнение совершенно справедливо.
– Счастливы мы, что черномазые не знают об этом свойстве, а то бы они постарались напасть на нас днем.
– В этом нет сомнения.
– Однако как все это необыкновенно! Очень благодарен вам за объяснение.
Между тем наша группа незаметно подъехала к лагерю, который мы нашли таким же, каким и оставили. Оказалось, что в наше отсутствие не было замечено ничего подозрительного и ни одна черная обезьяна не показывалась вокруг. Это было большим счастьем, так как, напади черные на лагерь, мы потеряли бы все наши богатства и умерли бы от лишений в пустыне.
Глава 14
«По Австралии не гуляют». – Мы испытываем это на себе. – Наши франты. – Вода! – Я делаюсь хирургом. – Раненые. – Бунт в лазарете. – Прекрасные сиделки. – Мы идем на охоту. – Четвероногая птица. – Философия Кроули. – Неожиданный выстрел. – Что такое? – Утконос.
Доктор Стефенсон был прав: по Австралии не гуляют. Это доказал печальный опыт нашего путешествия, на которое мы было смотрели вначале как на увеселительную прогулку. Постоянные затруднения и опасности, переносимые нами, скоро рассеяли наши розовые иллюзии, и счастливый исход экспедиции стал казаться более чем сомнительным, несмотря на численность и внушительный вид каравана.
Дикие были отражены, но и победители остались почти в беспомощном состоянии. Правда, у нас никто не был убит, и только некоторые получили тяжелые раны, но мы снова стали мучиться жаждой: во всем караване не было ни капли воды. Нужно было как можно скорее покинуть это проклятое место и найти другой источник, которого черномазые негодяи еще не успели отравить.
Том, который решительно не знал усталости, в сопровождении четырех вооруженных слуг, верхом на свежих лошадях, отправился на поиски.
Более приятная картина развертывается перед фурою, служащей палаткой для мисс Мэри и Кэлли. Все еще бледные и дрожащие от волнения, молодые девушки со слезами на глазах благодарят своих избавителей. Трогательная благодарность этих милых, храбрых созданий глубоко волнует нас. Сэр Рид, майор, Эдуард и Ричард со своей стороны энергично жмут нам руки. А обычной их английской флегмы – и в помине нет. Наши друзья с таким же пылом проявляют свои чувства, как чистокровные французы.
Но куда это девался Робертс? Где также Кирилл, так храбро заслуживший ночью рыцарские шпоры? Отчего они не идут принять должную часть благодарности за свою храбрость? Робость, которую они проявляют теперь, совсем не согласуется с тем задором, какой был у них ночью. Кажется, им легче сражаться с самыми ужасными людоедами, чем выносить долгий взгляд пары голубых глаз, где светится чувство более нежное, чем простая благодарность.
– Вот они! – вдруг закричал Кроули, указывая рукою на бравого лейтенанта, погруженного в какое-то странное занятие. Усевшись напротив нас, в тени одной повозки, на складном стуле, он держал на коленях свой дорожный ящик, доверху набитый хрустальными флаконами с искрящимися жидкостями.
Заботливо отерев свое лицо от покрывавшего его пота и крови, наш Робертс тщательно расчесал свою русую бороду, надушился и напомадился. Потом, не заботясь о головной ране, надел новую пробковую каску, взамен потерянной. Кончив это, он вынул маленькие щипчики и старательно стал вынимать из своих ран остатки костяных острий, которыми наделили его туземцы.
Кирилл со своей стороны не отставал от него в франтовстве и по крайней мере в десятый раз застегивал и расстегивал пуговицы своего костюма.
Чувствуя на себе пристальные взгляды, устремленные нами, наши друзья заметно смутились. Оба друга тихо направились к нам. По мере приближения смущение их возрастало. Краска волнения то волною заливала их загорелые щеки, то вдруг отходила, покрывая их бледностью. Мы хорошо угадывали причину волнения двух новых друзей, да, кажется, и не одни мы: так, по крайней мере, можно было заключить по внезапному замешательству наших девушек. При приближении Робертса Мэри вдруг покраснела, побледнела, пробормотала несколько слов благодарности и, к общему удивлению, разразилась рыданиями. Кэлли держалась смелее. Зато ее обожатель совершенно потерял голову. Но, встреченный общими поздравлениями, не зная, куда деваться, мой товарищ смущенно подвинулся к красивой ирландке и с замешательством пожал протянутую миниатюрную ручку. Нежный взгляд милых глаз ободрил бедного влюбленного. Он храбро притянул к себе девушку и вдруг звонко поцеловал ее в обе щеки. Никто из нас не нашелся ничего сказать против этого.
