Завидев меня, Ингер распахнула окно и, облокотившись о подоконник, пожелала доброго утра. Ей понравилось, что я побывала на кладбище.
— Там привидения… — сказала я.
На лице у нее появилось знакомое мне выражение, оно появлялось у людей, когда они думали, что я говорю всерьез.
— Там как будто бы носились привидения. Между прочим, в цветах кто-то рылся.
На ее лице отразилось облегчение.
— Должно быть, это косули. Их хотели в прошлом году застрелить, не помнишь? Он был жутко недоволен, Петер Ольсен, когда им не разрешили.
У нее вдруг остановились глаза. Мы переглянулись.
— Ага, — сказала я.
— Ага?
— Неужели же в этом городе никто не способен шевелить мозгами?
— Мне это пришло в голову только что.
— Как, ты говоришь, его зовут? Кто он такой?
— Он сидит в приходском совете, или раньше там сидел, сейчас, по-моему, уже нет.
— Так как его зовут?
— Петер Ольсен.
— У него есть охотничий билет?
— Вот уж чего не знаю.
— А у пастора?
— Да откуда же мне знать? — Придерживая халат у горла, она приготовилась захлопнуть окно. — Вполне возможно, кто-то и рассказал об этом полиции, мы же не знаем.
Эбби возилась на кухне, там пахло кофе, а еще… хлебом?
— Ты пекла хлеб? — ужаснулась я.
— А что такого? — сказала она. — Это же всего-навсего из готовой муки.
— Все равно! — ответила я, усаживаясь в угол.
— Ты ходила на прогулку?
— На кладбище.
— О! Послушай, мне очень жаль, что я ничего не сказала о… нем. Об этом.
— О чем?
— Ведь это же ужасно, что твой муж умер, то есть его убили. Мне следовало вчера что-нибудь об этом сказать, но я не знала что.
— Насколько я помню, ты кое-что сказала.
— Нет, я имею в виду — что-то хорошее.
— Ничего страшного. Я была не в себе и с похмелья, перед этим я повстречала умалишенную, от меня воняло мочой и рвотой, и я была уставшая. Ты могла говорить и делать что угодно, я радовалась уже одному тому, что наконец-то тебя увидела. Ты спала наверху?
Она отвернулась.
— Да ты краснеешь?
Шея точно покраснела.
— Я пришла поздно, поэтому я тихонечко поднялась наверх и нашла ту комнату. Там было постелено, я взяла и легла. Хочешь кофе?
Я хотела. Но сначала я должна была позвонить Фундеру.
— Может быть, Халланда и не убивали. По-моему, в него случайно попал верующий охотник или что-то в этом роде.
Она вскинула брови.
— Выпей-ка сперва кофе, — сказала она.
— Со вчерашнего дня ты как будто мне вместо матери. Ты не… — я хотела сказать «влюбилась», но почувствовала: если я это произнесу, то расплачусь. — Я пойду позвоню. Я мигом!
Фундер, как выяснилось, далеко меня опередил. По его словам, то же самое я сообщила ему накануне, не зная, правда, о чем речь, но Петера Ольсена он пока не нашел.
— Я дам тебе знать, как только мы поговорим с ним, — пообещал он.
— Ну а зачем? — сказала я, приподнимая крышку компьютера. — Позвони, когда вы установите, кто это сделал.
— Ладно, — ответил он.
Ладно?
— Мы пытаемся связаться с женщиной, опубликовавшей извещение о смерти Халланда. Кто она такая, эта Пернилла?
— Она чокнутая. Я ее не знаю, но она знала сестру Халланда. Надо сказать, это чересчур — что она опубликовала извещение. Но что вам от нее нужно? С Петером Ольсеном она не знакома и, насколько мне известно, она живет в Копенгагене.
— Как ее фамилия? У тебя есть ее телефон?
— Я позвоню сразу же, как найду его, у меня нет его сейчас под рукой. Кстати, что насчет Брандта?
— Если он вернется домой, ты наверняка обнаружишь это раньше, чем я. — Судя по его тону, он был задет.
Я подождала, что он скажет дальше.
— Его машина стоит возле клиники, хотя обычно он ходит туда пешком. Его секретарше ничего не известно, в пятницу они ушли с работы в двенадцать в связи с похоронами, но ушли поврозь, а…
— …а в церкви его не было. Я особенно по сторонам не смотрела, мне было неудобно, но его там не было.
— Почему неудобно?
— Из-за этого извещения пришло так много народу.
В дверь позвонили, я услыхала, как Эбби разговаривает в коридоре с Гостем. Это не для него ли она, собственно, приготовила завтрак? Чуть подавшись вперед, я увидела, как она его обняла.
— Фундер?
— Да?
— Я нашла компьютер Халланда.
— А ну-ка повтори!
— Я…
— Неправда, быть такого не может, где?!
— Просто нашла, но теперь он вам, наверное, ни к чему, раз вы вышли на этого приходского охотника, если только Халланда по ошибке застрелил именно он.
— А вот это пусть тебя не беспокоит, я пришлю к тебе человека, который его заберет. И, разумеется, мы должны знать, откуда он у тебя взялся!
Я положила трубку.
— Ну, я пошел! — сказал при виде меня Гость.
— Если это из-за меня, то не уходи, — остановила я его. — Эбби испекла хлеб, и вообще.
— Его пора вынимать. — Она заторопилась на кухню. Она суетилась. Куда больше, чем вчера.
— Нет, мне надо на работу, — ответил он. — Я хотел лишь… сказать…
— До свиданья? — подсказала я. — Доброе утро? Спасибо за вчерашнее?
— Мама! — произнесла Эбби.
Они поглядели друг на друга, мимо меня. Еще немного, и меня саму бросит в краску.
— Мне нужно в туалет, — сказала я.
Мне туда было не нужно, я просто стала перед умывальником и посмотрелась в зеркало. Пустив воду, подставила под струю руку, убрала и снова подставила. Закрыла кран. Подождала. Петер Ольсен — что он за тип? И кто эта женщина в зеркале? У этой женщины умер муж. К этой женщине вернулась долгожданная дочь. А разница? Взгляд пустой, но в зеркале он всегда такой. Халланд брился не глядя на свое отражение, а знала ли я, в сущности, почему? Неужели тут никакой разницы — его нету, она вернулась; как же так — никакой разницы? Это неверно, что никакой разницы. У меня было ощущение, что в желудке металл, оно появилось после смерти Халланда. А еще была потребность смеяться, она появилась после прихода Эбби. Но мой взгляд в зеркале был, как всегда, пустым.
— Три-четыре-пять! Я иду искать! — объявила я.
