Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
– Значит, и тогда была коррупция! – вздохнула Надежда. – А я-то думала, что это болезнь только нового времени.
– Увы, это зло было всегда. Все семь смертных грехов сопровождали человека с первых дней истории…
– Вы сказали, что это завершающий акт трагедии, – напомнила Надежда экскурсоводу. – Но вот здесь же есть еще одна картинка…
Действительно, на той же стене, где висела гравюра с изображением казни, находилась еще одна картина – именно не гравюра, а небольшая живописная картина, сильно поврежденная временем. Картина явно нуждалась в реставрации, она была темной, закопченной, но все равно от нее исходило ощущение какой-то мистической жути.
– Да, вы правы! – подтвердил Луций Ферапонтович. – Все вовсе не заканчивается казнью. Как считали в средние века, да и не только, после смерти грешников – и грешниц – ожидают новые муки, еще более страшные. Поэтому инквизиторы говорили, что действуют исключительно из человеколюбия, земными мучениями пытаются освободить их от куда более страшных и, что самое главное, вечных страданий. Пламенем костра пытаются очистить их души, чтобы они пришли в иной мир без груза своих грехов…
– Вы хотите сказать, что здесь изображен ад? – спросила Надежда, поближе подойдя к картине.
– Совершенно верно! – Экскурсовод потер руки. – Хотя эта картина не входит в цикл гравюр, который мы с вами только что осмотрели, и попала к нам в музей случайно, мы решили, что она хорошо впишется в нашу экспозицию и логично завершит описание трагической судьбы нашей, так сказать, героини…
Надежда внимательно вгляделась в этот экспонат.
Действительно, здесь был изображен ад.
Но в отличие от той картинки, которая висела над рабочим местом кассирши, в этой картине не было ничего смешного или пародийного. Сквозь копоть, сквозь напластования времен на Надежду смотрели немыслимые, кошмарные чудовища, словно порожденные тяжелым, кошмарным сном. Свиная голова с огромными окровавленными клыками передвигалась на коротких кривых ножках, преследуя бородатого карлика с тремя ногами, громадное насекомое разевало львиную пасть, пытаясь проглотить двухголовую женщину, жуткий пузырь без рук и ног пожирал создание из одной ноги и огромного розового уха. В центре картины ворочалось в грязи нечто невообразимое – клубок извивающихся червей с одним вылупленным кровавым глазом, злобно взирающим на окружающую нечисть. Все эти чудовища терзали, пожирали, мучили друг друга, и картина словно сочилась страданием, ненавистью и злобой…
– Ужасная картина! – проговорила Надежда вполголоса и невольно передернулась как от озноба.
– Не столько картина ужасна, – возразил экскурсовод, – сколько ужасны сам ад и населяющие его твари. Но эти ужасные твари – лишь мелкие прислужники того, кто…
– Луций Ферапонтович! – послышался вдруг из коридора приглушенный женский голос.
Надежда Николаевна оглянулась и увидела в коридоре кассиршу музея, ту самую, похожую на раскормленную жабу особу. Кассирша делала руками какие-то странные знаки и подмигивала экскурсоводу поочередно обоими глазами.
– Что случилось, Марфа Матвеевна? – осведомился престарелый экскурсовод.
– Кровопийца пришел! – прошипела кассирша трагическим шепотом.
– Анатолий Васильевич?
– Он, он, злодей! Сейчас сюда заявится… только на вас вся надежда, только вы с ним можете сладить!
– Как, разве сегодня вторник? – Экскурсовод заморгал, зашевелил губами, будто что-то подсчитывая.
– Вторник, вторник! – закивала кассирша.
– Прошу извинить! – Луций Ферапонтович галантно поклонился Надежде. – Дела, знаете ли! Но я надеюсь управиться быстро, так что вы не уходите, мы с вами еще не закончили осмотр экспозиции, можно сказать, впереди самое интересное…
– А кого это ваша кассирша называет кровопийцей? – заинтересовалась Надежда Николаевна.
Ей казалось, что, учитывая специфику музея, это должен быть какой-то особенный персонаж.
– Да вы не относитесь к этому всерьез! – усмехнулся экскурсовод. – Это у Марфы Матвеевны с ним какие-то сложные отношения, а так это самый обычный человек, начальник административно-хозяйственного отдела ВНИИПНЯ господин Беневоленский… между прочим, милейший, очень воспитанный человек…
В это самое время в дверях зала появился высокий седой мужчина лет пятидесяти, в аккуратно отглаженном сером костюме и дорогих итальянских ботинках. На лице его было выражение брезгливого удивления, как будто он никак не мог понять, как это его сюда занесло.
Луций Ферапонтович бросился ему навстречу и воскликнул с наигранной радостью:
– Никак, Анатолий Васильевич почтил нас своим вниманием! Чем обязаны?
– Прекрасно знаете чем! – отозвался вошедший. – У нас с вами аренда по какой срок оформлена?
– Как – по какой? – заволновался экскурсовод. – Вы же знаете, по какой… по апрель две тысячи пятнадцатого…
– Вот только не надо меня за нос водить! Никакого не пятнадцатого, а пятого…
– Что вы, Анатолий Васильевич! – Экскурсовод замахал руками в притворном ужасе. – Как это может быть, что пятого? Это никак не может быть! Я ведь точно знаю, что пятнадцатого!
– Говорю вам, что пятого! – кипятился Беневоленский. – А это значит, что она давно уже закончилась и вы должны…
– Никак такого не может быть! – не сдавался упорный Луций Ферапонтович. – Вы, наверное, плохо посмотрели, вы, наверное, просто единичку не разглядели…
– Да нечего из меня дурака делать! – рассердился начальник. – Давайте вместе посмотрим, какая там единичка!
– Давайте, давайте! – отчего-то обрадовался экскурсовод и достал из кармана круглые часы на цепочке. – Давайте посмотрим!
– Что вы мне показываете? – нахмурился Анатолий Васильевич. – Зачем мне ваши часы?
– А вот вы взгляните, который час? – странным, вкрадчивым голосом проговорил Луций Ферапонтович и поднес часы к самым глазам начальника. Тот удивленно взглянул на старинный циферблат и словно приклеился к нему взглядом.
Экскурсовод начал медленно, ритмично раскачивать часы, негромко приговаривая:
– Раз-два, голова! Три-четыре, это гири! Пять-шесть, можно сесть! Семь-восемь, очень просим!
Кассирша, незаметно появившаяся за спиной Беневоленского, подставила ему стул с кривыми капризными ножками, Анатолий Васильевич опустился на него, не отводя взгляда от качающихся часов.
Луций Ферапонтович проговорил ласковым, ненатуральным голосом:
– И незачем так волноваться! Вы же знаете, что дважды два – четыре и аренда у нас с вами бессрочная. А если у вас будут какие-то проблемы, всегда можете ко мне приходить. У меня всегда найдется для вас время. Но только по вторникам. А сейчас вы можете проснуться. Девять-десять, тесто месят!
Беневоленский захлопал глазами, встал со стула, взглянул на свои собственные часы и ахнул:
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
