На прошлой неделе тоже совал сюда нос, пытался лаже добраться до расходных бумаг, но защитное заклинание, которое я оставила на дверце несгораемого шкафа, надолго лишило его возможности шевелить руками. И уж тем более — совать их туда, куда не просят.
Знала бы, что он приедет, приготовила бы ему жгучий чай с особыми травками, от которого он до завтра дышал бы изо рта паром. Возможно, не только изо рта…
А сейчас было поздно.
— Где он? — я направилась обратно, по пути сорвав поражённый болезнью листок.
Перетт схватился за сердце, но промолчал. Сейчас не до сантиментов. А часть пострадавшей лозы мне нужна для того, чтобы затем лучше поддерживать связь с окутанными заклинанием. Понятное дело, что все мои магические уловки придётся отложить до того мига, как Фабрис уберётся отсюда. И для того, чтобы это случилось поскорей, я готова была сделать всё. Даже натравить на него собак.
Долговязого «пасынка» можно было легко разглядеть ещё с другого конца виноградной аллеи. Он шёл, одной рукой придерживая шляпу, которую так и норовило унести ветром, тростью в другой — отодвигая в стороны веточки винограда, хоть они ему совсем не мешали. Надо бы запретить охране пускать его сюда без особого повода. Особенно когда здесь творятся пока непонятные мне дела.
Подходя к Фабрису, я демонстративно раскрыла над головой зонтик.
— Доброе утро, мачеха, — громко проговорил мужчина. — Или оно, слышал, у тебя не слишком-то доброе?
Я только на миг приостановила шаг — лишь ради того, чтобы одарить его полным холодного презрения взглядом.
— Кто тебе об этом сказал? Птички в саду напели? Или ты сам постарался?
Фабрис проводил меня взглядом, пропустил мимо себя гордо шествующего вперёд Перетта и даже его помощника. Но стоять одному посреди виноградника было бы несказанной глупостью, потому он скоро нагнал нас снова.
— Теперь я собственными глазами вижу, что ты всё же угробила дело отца, которому он посвятил столько времени, — начал он целить ядовитые слова, которые явно заготовил заранее. — А ведь сразу было понятно, что тебе не справиться. Ты слишком много на себя взвалила. Слишком на многое замахнулась. А твои работники даже не способны справиться с простейшей болезнью винограда!
— Ты заглянул в ботанический справочник?
Я вновь остановилась.
— Не думай, что я совсем не разбираюсь в виноделии и винограде. Я провёл рядом с отцом гораздо больше времени, чем ты. Пусть тебе и удалось залезть ему в штаны. А вот в постель уложить вряд ли получилось.
Я не успела ничего предпринять, не успела даже рот раскрыть, чтобы ответить. Перетт, что стоял рядом со мной, просто вскинул руку и… нет, не ударил Фабриса в глаз, как мне мгновенно представилось.
Он схватил того за грудки, дёрнул к себе — и невесть откуда взявшийся побег винограда в несколько тугих витков оплёлся вокруг шеи моего «пасынка».
— Я очень уважал вашего отца, месье д’Амран, — процедил управляющий, склоняясь к его лицу. — Я безмерно уважаю и ценю её сиятельство. И за четыре я года видел её на винограднике чаще, чем вас за все годы до этого. И если вы ещё раз позволите себе такие выражения в её сторону, клянусь гневом Первородных…
— Перетт! — окликнула я мужчину, предупреждая опрометчивые слова, что готовы были сорваться с его губ.
Всё же Фабрис — сын графа, хоть и не унаследовал титул — остался в виконтах. Но угрозы ему могут обернуться большими неприятностями для человека не столь высокого происхождения. Хоть я и готова была встать, если придётся, на защиту самого ценного виноградаря, какого вообще знала.
— Да с тобой всё ясно, — подозрительно багровея, просипел мой великовозрастный пасынок, хватаясь за рукав Перетта. — И лучше убери руки, иначе завтра ты окажешься за решёткой.
— Перетт, — я тронула управляющего за локоть. — Не нужно.
Шершавый побег медленно сполз с шеи Фабриса и вновь спрятался где-то в густой листве. Виконт закашлялся, сгибаясь пополам.
— Простите, ваше сиятельство, — проговорил виноградарь, одёргивая рукава безупречно белой рубашки. — Не сдержался. Просто я считаю, что никто не имеет право вас оскорблять.
Милый Перетт. Я улыбнулась ему, ощутив мягкий прилив тепла к сердцу. Никогда не думала, что он способен и на столь жёсткие поступки. С этими-то завитушками в письмах, маленькими букетиками цветов, перевязанных слегка надушенными лентами. Но сейчас в какой-то миг мне и правда показалось, что он задушит Фабриса — лишь бы уже избавить меня от его присутствия раз и навсегда.
— Уезжай, Фабрис, — бросила я «пасынку», когда тот перестал сипеть и вытирать слёзы с глаз. — Иначе я позову охрану — и тебя выведут, как человека, который нарушает нормальную работу на винограднике.
В пылу короткой суматохи никто и не заметил, что Юберт куда-то исчез. А он в это время успел предупредить здоровяков из охраны винодельни о назревающей потасовке. Возможно даже, смертоубийстве. Хотя кто бы Перетту позволили. Не я — точно. Теперь плечистые мужчины наблюдали за нами издалека, пока что не вмешиваясь. Но один взмах руки — и они скрутят Фабриса в бараний рог.
— Это уже ни в какие ворота… — наконец злобно запыхтел Фабрис, выпрямляясь. — Я вызову комиссию! Они приедут, пройдут с инспекцией и увидят бардак на этих участках. Тогда посмотрим, кто здесь больше достоин уважения.
Напоследок он ударил Перетта гневным взглядом и быстрым шагом прошествовал вперёд нас. Слегка сдал в сторону, чтобы миновать охрану на безопасном расстоянии, и скоро скрылся из вида.
Я же прошла между рядами заболевших лоз, накладывая на них защитное заклинание. Это даст мне время, чтобы отыскать того, кто избавит их от наведённой порчи.
— Следи, чтобы всё было в порядке, — предупредила я Перетта, уже стоя у открытой дверцы кареты. — Чуть что, сразу сообщай мне. И если удастся выяснить, кто из работников наушничает Фабрису…
— Я понял, ваше сиятельство, — заговорщически понизил голос управляющий.
Я покрутила в пальцах сорванный виноградный листок. По его виду мне тоже многое будет понятно — на расстоянии. А пока придётся добиться того, чтобы из столичной жандармерии нам и правда прислали толкового чтеца аур. Возможно, тогда мне удастся до приезда комиссии привести всё в порядок. В угрозу Фабриса я вполне верила. С него станется.
