— Все нормально. Не суетись, я сама о себе позабочусь.
— Но помимо тебя я везу еще и двойню! Подумать только!
— Да, меня теперь много, — удрученно признала Джессика.
— В самый раз, — бодро сказал он.
На что Джессика только тяжело вздохнула.
— Не волнуйся, я не собираюсь тебя соблазнять.
— Ты ошибаешься, если думаешь, что меня только это волнует…
— Все будет путем, — неунывающе заверил ее мужчина. — Я обо всем позабочусь.
Этот вечер Райан посвятил Джессике. Он заказал в «Ле-Маркис» изысканный ужин и накрыл в своем пентхаусе шикарный стол. Джессике ничего не пришлось делать, кроме как наслаждаться едой, обстановкой и галантными ухаживаниями Райана. Он обращался с ней как с хрупкой ценностью, чем не мог не умилить свою женщину. Она перестала сопротивляться его преувеличенной предупредительности и просто блаженствовала.
— А что ты на самом деле думаешь обо всем этом? — спросила Райана Джессика. — Только отвечай честно, — предупредила она его.
— Честно? Ошеломлен. Я никогда не думал о себе как об отце. Тем более об отце двойняшек. Это шок. Но шок приятный. Это как выиграть в лотерею.
— И ты не сердишься? — опасливо уточнила она.
— Нет, конечно же. А если бы и сердился, то на кого? В сложившейся ситуации я могу сердиться только на себя, Джесс. Ведь это стало возможным благодаря моему усердию, не так ли?
— Я имела в виду, не сердишься ли ты на то, что я сварлива в своей беременности?
— Ты носишь двойню. Полагаю, это не только большая ответственность, но и серьезная физическая и психологическая нагрузка.
— Это так, — подтвердила Джессика. — Как бы я ни старалась держать эмоции в узде, у меня не получается. Тебе придется смириться, Райан.
— Я к этому готов.
— Ты должен знать, что я ни за что не стала бы принуждать тебя к браку, спекулируя беременностью, — оговорилась она.
— Я это знаю… — откликнулся он. — Тебя только это тревожит, милая?
— Не только.
— Тогда скажи, что.
— Не уверена, что ты это поймешь.
— Пойму, если ты попробуешь объяснить, — заверил ее мужчина.
— Меня пугает то, сколь сильно я изменилась с тех пор, как узнала о своей беременности. Прежде я была уверена, что моя работа и карьера в «Блекстоун Даймондз» значат для меня намного больше. Но стоило осознать, что я становлюсь матерью, все бывшее важным прежде потеряло свою безусловную ценность. И я уже не знаю, кто я и чего хочу.
— Сейчас ты беременна и не должна смущаться этого. Потом ты родишь и вновь изменишься. С этим просто нужно смириться.
— Мне необходимо быть с тобой откровенной, Райан. Я надеялась, что ты почувствуешь тот миг, когда мы стали друг другу большим, нежели просто любовниками. Я мечтала провести с тобой прошедшее Рождество, встретить с тобой Новый год. Пыталась без слов дать тебе понять, что ты мне необходим. Но ты не воспринял этого.
— Прости, я и не догадывался, Джесс.
— Ты предпочел провести праздники со своим отцом в Байрон-Бей. И у меня нет права винить тебя в этом. И все же я была оскорблена твоей черствостью. Ведь это означало, что я для тебя ничего не значу…
— Это не так, — попытался возразить Райан.
— Не спорь, — остановила его Джессика и, помолчав, продолжила: — Знаю, ты стыдишься отношений со мной.
— Ты несправедлива ко мне. Я просто не хотел, чтобы нашу связь считали прагматической. И сам не хотел так считать. А ведь корысть — это самое вероятное объяснения интимной связи между начальником и подчиненной.
— Я ничего не хотела от тебя, кроме любви и понимания, — прошептала женщина.
— Верю, Джесс. Ты никогда не злоупотребляла нашими отношениями.
— Я боялась тебя потерять, но также не хотела стать от тебя зависимой. Чем сильнее я проникалась тобой, тем отчаяннее желала разорвать нашу связь. Беременность стала для меня настоящим потрясением, — объясняла Джессика. — Я ведь даже не задумывалась о материнстве, была уверена, что все это мне только предстоит в отдаленном будущем, верила, что сознательно совершу этот шаг, когда почувствую свою готовность. И знала твои правила: ни детей, ни животных…
— … ни обязательств, ни колец…
— И растерялась, получив положительный тест.
— Все не в мою пользу, — грустно усмехнулся Райан.
— Я не хотела смущать тебя и принуждать к чему бы то ни было. Просто надеялась постепенно уйти из твоей жизни. Но обстоятельства оказывались сильнее. Я все оттягивала свой уход. Сначала ты переживал гибель отца, потом был разочарован завещанием. Я считала предательством уйти в такой момент… Но ты оскорбил меня своим несправедливым подозрением в связи с Говардом. А ведь я всего-то старалась избегать общения с ним.
— Но почему?
— Были причины, Райан. Я сама узнала обо всем только на днях от моей матери. А до этого тоже довольствовалась только чудовищными подозрениями.
— Да о чем таком ты говоришь, Джесс? — нетерпеливо потребовал объяснения Райан Блекстоун.
— Однажды я из постыдного любопытства шарила в бумагах моей матери, — вынуждена была признаться женщина, — и обнаружила откровенную записку, написанную Говардом. В записке в резких выражениях говорилось, что если Сэлли оплошает и забеременеет, то пусть даже не думает козырять этим, а прямо отправляется делать аборт.
— Сэлли и мой отец были любовниками? — искренне изумился Райан.
— Да, были, — горестно призналась Джессика.
— И ты решила, что такая безапелляционность — наша семейная черта?
— Должна признать, при всей моей любви к тебе я подозревала худшее, — повинилась женщина. — Я сомневалась, что ты правильно поймешь меня, обойдешься без упреков и обвинений.
— Так вот в чем дело, — задумчиво проговорил Райан Блекстоун. — Ты из-за своей матери ссорилась с ним в аэропорту.
— Нет, что ты! Из-за тебя.
— Из-за меня? — вновь удивился он. — А какие были причины?
— Говард как-то прознал про наши с тобой отношения. Узнал, что я часто остаюсь у тебя по ночам…
— И?
— Он был уверен, что я впутала тебя в эту связь из меркантильных соображений, и требовал, чтобы я незамедлительно порвала с тобой.
— На каком основании? — возмутился Райан.
— Сказал, что я неподходящая партия для наследника крупного состояния и успешного предприятия. По его мнению, такая как я годится лишь для забав. И я никогда не смогу стать достойной его сына. Сказал, что какова мать, такова и дочь. Я пришла в бешенство, считая это грязным поклепом, и только потом узнала всю правду от своей матери.