— А чем же плохи книги? — язвительно поинтересовалась Цветок Ветра.
Эморра нахмурилась.
— Ты же знаешь, — мама, как я люблю книги, — сказала она с глубоким вздохом. — Но попробуй-ка найди мне хотя бы одного человека, у которого хватит времени заниматься их производством. Книгопечатание — сложная трудоемкая промышленность. Посуди сама, сколько здесь процессов, начиная от лесоповала и кончая изготовлением краски и сшиванием страниц, а ведь многими делами просто нельзя заниматься в то время, когда падают Нити.
— Как легко свалить все на Нити, — сказала Цветок Ветра. — Из-за них мы ничего не можем сделать, значит, остается только петь!
Эморра подавила стон отчаяния и замахала руками, сдаваясь.
— Пожалуйста, давай не будем начинать снова. Цветок Ветра кивнула и указала на помойное ведро.
— Это уже полное. Принеси-ка мне другое.
Эморра нахмурилась и, резко наклонившись, подхватила ведро. Когда ее шаги затихли в отдалении, Цветок Ветра сжала губы в тонкую ниточку и заставила себя сдержать рвавшийся наружу вздох. Боль, сказала она себе, боль — вот к чему мы в итоге приходим. Интересно, у тебя, мама, было так же?
— Я могу тебе еще чем-нибудь помочь? — спросила Эморра. Она выпрямилась, с наслаждением потянулась и подняла с пола ведро, до краев наполненное битым стеклом. И, конечно же, она не забыла внимательно осмотреть весь пол: не осталось ли незамеченных осколков.
— Нет, спасибо, — сказала Цветок Ветра.
Эморра дернулась было, задетая снисходительным тоном матери, но ничего не сказала, коротко кивнула и вышла, тихо притворив за собой дверь.
— Неплохо вышколена, — чуть слышно пробормотала себе под нос Цветок Ветра. Она еще несколько секунд не отрываясь смотрела на дверь, а когда окончательно убедилась в том, что Эморра ушла, выражение ее лица чуть заметно изменилось. Напряженные мускулы слегка расслабились, а губы изогнулись в почти неуловимой улыбке. Это продолжалось недолго, ее лицо вновь приняло обычную хмурость.
«Твое лицо прозрачнее стекла, — прозвучал у нее в мозгу голос Китти Пинг. — Я ясно вижу все твои мысли».
«Ты видишь только то, что я хочу тебе показать», — вспомнила Цветок Ветра свой обычный мысленный ответ.
Она подошла к комоду, открыла ящик, в котором лежали туники, аккуратно подняла всю стопку и извлекла со дна желтую. Да, сказала она себе, Пурману это понравилось бы.
Вместе с туникой она вынула из ящика маленькую сумку, лежавшую в самом низу. Быстро сбросив свою обычную белую тунику, она надела желтую, взяла сумку и направилась в дальний угол своей комнаты, который всегда использовался в качестве лаборатории.
Помещение было огромным; до Года Лихорадки здесь был склад. Цветок Ветра поселилась здесь во время паники тех страшных дней, а потом никто не попросил ее переехать. Так она и жила в этой комнате, не имея никакого имущества, кроме кровати, маленького прикроватного столика да комода с одеждой. Все остальное пространство использовалось ею для лабораторных занятий и обучения студентов. Комната нравилась ей прежде всего огромными, от пола до потолка, окнами, прорезанными в одной стене.
Она открыла запертую на замок дверцу высокого шкафа и извлекла из него старинный керамический тигель на треноге и поддон. Поставив все это на стол, она положила рядом сумку, извлеченную из ящика комода, и мешочек, который хранился в шкафу.
Потом она оглянулась в поисках табурета, покивала своим мыслям, сняла со стола то, что только что туда поставила, и перенесла на пол. Теперь массивный стол надежно отгораживал ее приготовления от окна.
Достав из мешочка несколько кусков древесного угля, она положила их на поддон, подожгла с ловкостью, выработанной многолетней лабораторной практикой, и установила над огнем треногу. В чашечку тигля она положила какие-то травы, хранившиеся в сумке. Задумавшись на пару секунд, она выдернула прядку волос из головы и тоже положила в тигель.
Решив, по-видимому, что все сделано правильно, она поставила тигель на треногу. Древесный уголь горел внизу ровным жарким огнем.
«Я рада, что вы отказались присоединиться к нам, собравшимся здесь, в Колледже, — молча обратилась Цветок Ветра к Пурману, который как живой стоял перед ее мысленным взором. — Вам были бы здесь рады, но я вовсе не уверена, что вы согласились бы с тем курсом, который я выбрала для всех нас. Пройдут тысячи лет, прежде чем наши потомки снова научатся переделывать гены и составлять из них новые комбинации по своему желанию, — думала она. — Будет большой ошибкой, если мы вынудим наших детей следовать той же дорогой, по которой шли мы сами. Они должны идти дальше, выбирая свои собственные пути».
«…Делать свои собственные ошибки», — прозвучал в ее голове голос Китти Пинг.
Путь эриданцев далеко не единственный, подумала она как бы в ответ на слова матери. Несмотря на всю свою мудрость, они никогда не думали о войне. Они никогда не думали, что на них могут напасть Нахи. Они никогда не думали, что может наступить такое время, когда они утратят возможность преобразовывать гены.
Взгляд Цветка Ветра остановился на греющемся тигле, ее мысли вернулись к покойному Пурману. Теперь на Перне будет развиваться его метод, метод селекции.
Она тяжело вздохнула. Ей оказалось очень трудно восстановить Эморру против себя. Настолько трудно, что она не смогла полностью преуспеть. Дочь все же осталась в Колледже и даже стала его деканом. Значительно меньше усилий потребовалось ей для того, чтобы воспитать в Тьеране неприязнь к себе и подавить его врожденный интерес к генетике.
И в том, и в другое случае ей пришлось испытать всю невыразимую боль матери, отказывающейся от своих детей. Но Цветок Ветра знала: если бы они заразились у нее радостью, которую она испытывала, занимаясь генетикой, то прониклись бы ею до глубины души и посвятили бы свою жизнь знанию, которое отныне было лишено практического применения. Встав, как это всегда бывало у эриданцев, на Путь Эридани, предусматривавший переделку живой природы и планет в целом, продолжавшуюся на протяжении жизней бесчисленных поколений, они утратили бы способность принимать свои собственные, принципиально новые решения.
Цветок Ветра чуть заметно качнула головой, вспомнив о внутренних конфликтах, которые ей самой пришлось преодолеть после того, как она решила, что будущее Перна ни в коем случае не должно лежать на плечах лишь представителей немногочисленных избранных родов — как диктовал Путь Эридани, — а должно стать делом всех перинитов.
Когда струйка дыма над тиглем начала рассеиваться, Цветок Ветра снова задумалась над вопросом, к которому возвращалась не единожды: не мог ли Тэд Табберман думать точно так же, как и она, и если да, то не были ли его действия направлены на то, чтобы восстановить против себя единственного сына, как Китти Пинг поступила со своей дочерью, а она сама — с Эморрой?
— Скорлупа и осколки! — простонал Тьеран, обнаружив, что больше не помещается в последнее из своих тайных убежищ. Он любил прятаться, это стало одной из главных черт его характера. Его всегда манили пещеры и туннели родного Бенден-холда, особенно в то время — ему пришлось сделать усилие, чтобы подавить острый приступ боли, сожаления, страха, гнева, горя, — когда рядом с ним была Бенденск, страж порога. Когда он впервые попал в Колледж, ему было гораздо легче — он был невысоким для своего возраста, и никто не мог соперничать с ним в игре в прятки. Вплоть до того дня, когда он обнаружил, что его никто не ищет, а лишь смеются над ним. «Прячется! Безносый! Меченый!»
