Услыхав впереди за деревьями смех, Моллисон остановился. Рядом дорога, так что дальше учителю физкультуры пришлось двигаться осторожнее, пригнувшись, обходя колючие кусты, да и гораздо медленнее, чтобы сухие листья не предупредили о его приближении. Еще раз он услышал смех, потом женский голос кого-то позвал. Деревья здесь росли реже, а вскоре он вовсе очутился на поросшей травой тропинке. Тогда он отступил немного и стал ждать.
Через несколько минут он увидел бегущего малыша лет четырех, за ним еще одного, чуть младше. Мальчика и девочку. Мать тоже тут где-то. Он присел за толстым дубом и тяжело задышал от возбуждения. Через несколько мгновений появились две фигуры. Две женщины. Довольно молодые, не больше тридцати. Одна совсем простушка, да и толстая, а другая ничего. Немножко тяжеловата, да нет, совсем ничего. Надо дать им пройти, потом за ними, хорошо бы у них не было собаки... Вечная морока с этими собаками.
Он зажал руками рот, чтобы ничем не выдать своего присутствия, и подождал немного.
Пусто? Хорошо. Позади никто не идет. Надо быстрее. Забежать немножко вперед, потом спрятаться за деревьями и там закончить. Потом по-быстрому в школу. Одна была бы лучше, но выбирать не приходится, две тоже сойдут. Хотя когда их несколько, они держатся храбрее и потом могут заявить в полицию. Один раз две такие забросали его камнями. С тех пор ничем его не заманишь на гравиевую дорожку. Все-таки долго ему тут околачиваться нельзя. Покажется, освободится, и давай Бог ноги. Он им покажет!
Осторожно пробираясь в кустах, он сунул руку в штаны, словно желая убедиться, что там все в порядке. Глупо было сомневаться. Вдруг перед ним вырос большой куст, и он остановился, глядя поверх него. К несчастью, одна из женщин — страшненькая — обернулась в эту минуту. Он увидел, как у нее отвалилась челюсть и вся она застыла прежде, чем он успел спрятаться. Сквозь ветки он наблюдал, как она что-то говорит подруге, потом та оглянулась и тоже напряглась. Они стремительно развернулись и зашагали прочь, на ходу призывая к себе детей. Ему было понятно, что надо торопиться, тем более что на внезапность своего появления он уже никак не мог рассчитывать.
Выскочив на середину дороги, он быстро спустил штаны и обеими руками задрал повыше куртку, при этом еще крикнул: «Не хотите поразвлечься?» — чтобы привлечь к себе внимание. Они глядели на него с ужасом, потом ужас сменился отвращением. Даже гадливостью. Дети замерли на месте, словно зачарованные.
— Катись отсюда, ублюдок! — крикнула страшненькая, а подруга посмотрела на нее так, словно это она обидела ее.
Привыкший к женской ругани, учитель физкультуры повертел задницей, и его вздутый член закачался из стороны в сторону, как мачта под порывами ветра. До него еще не совсем дошло, что сзади остановился голубой с белым «остин», когда он услышал властный голос:
— Эй, минутку!
Изумление патрульного полицейского было столь велико, что поначалу он даже не двинулся с места. Как всегда, он объезжал участок, радуясь покою и предвкушая вкусные бутерброды с бульоном на своем любимом месте, отчего, наверное, минут двадцать ехал, глядя чуть ли не под колеса. Со скоростью пять миль в час даже на ухабистой дороге его машина двигалась почти бесшумно, так что когда он увидал прямо перед носом голую задницу, то сначала ничего не понял. Штаны болтались у щиколоток, куртка задрана вверх, открывает широкую волосатую спину. Это было так неожиданно, хотя патруль для того и объезжал здешние места, чтобы забирать подобных типов, что полицейский словно прирос к сиденью, не в силах оторвать глаз от голой задницы, пока его нога не соскользнула с педали и машина, дернувшись, не остановилась. Вот тут он пришел в себя.
— Эй, минутку! — крикнул он, открывая дверь и не находя более подходящих слов.
Брайан Моллисон повернул голову, и наступила его очередь прийти в ужас. Случилось то, чего он больше всего боялся, что постоянно мучило его в ночных кошмарах. Пойман на месте преступления! Господи, что скажет мать? Господи!
Он опустил руки, наклонился, чтобы поднять штаны и пытаясь одновременно бежать. Счастье еще, что он вспотел, а то рука, тяжело легшая ему на плечо, так легко бы не соскользнула. По инерции полицейского потянуло вперед, и он, перелетев через скорчившегося учителя физкультуры, больно упал на локти.
В панике, с трясущимися руками-ногами, уже не заботясь о сморщившемся члене, учитель сделал отчаянную попытку удрать от дурака полицейского, и ему удалось, наверное, благодаря вечной настороженности вскочить на ноги раньше своего врага. И тут он закричал, увидав, как обе женщины устремились к нему, причем у уродины в руках была увесистая палка, которой она, судя по ее решительному лицу, собиралась воспользоваться.
Но ему удалось увернуться и от удара, хотя она все же задела его прежде, чем он скрылся за деревьями, и он опять закричал, но не от боли, а от незнакомого ощущения, когда палка коснулась его голой спины. Однако это прибавило ему прыти, и через мгновение его уже не было видно, хотя треск сучьев слышался еще долго.
Моллисон знал, что полицейский побежит за ним, и жалость к себе затуманила его взгляд. А что, если он его поймает? Тогда конец карьере. И мать его никогда не простит! Неужели его посадят в тюрьму за такую малость? Но уж к психиатру поведут наверняка. Какой стыд! Боже милостивый, помоги мне в последний раз, в самый-самый последний. И я больше никогда не буду. Пожалуйста! Пожалуйста!
И он зацепился ногой за невидимый корень, который, несомненно, был на стороне правосудия. Моллисон упал на колени и так остался стоять, сложив руки, словно для молитвы, и сквозь удары своего сердца стараясь уловить шаги преследователя. О, пожалуйста. Господи, останови их. Я сделаю все, что ты потребуешь. Я исправлюсь. То, что он лет с десяти не был в церкви и ни разу не молился, казалось, не беспокоило его, и он даже не счел нужным упомянуть об этом в данный момент. Ведь Бог любит кающихся грешников. Однако треск веток где-то сзади сказал ему, что не так уж он возлюблен Богом.
Тогда он снова вскочил на ноги и, размазывая по лицу слезы, ринулся вперед, забыв о стыде, неправедном гонении и даже о страхе и помня только о спасении. Он хорошо ориентировался в лесу и бежал прямо к своей машине. Никакой хренов сыщик, протирающий целый день штаны в машине, не угонится за ним! Уж точно не угонится! Он бежал, все еще не избавившись от страха и в то же время уверенный в своей победе. Однако когда он еще раз оглянулся, чтобы убедиться в своей правоте, то чуть не упал, увидев невдалеке синюю униформу. Запаниковав, он сбился с ритма и потерял в скорости. Но даже в таком смятении чувств он обрадовался как знаку свыше желтовато-коричневому «капри», молкнувшему впереди. «Капри»! Та самая машина, которую он уже видел раньше возле дороги и недалеко от его собственной! Вот он, шанс! Только бы...
Все мысли разом вылетели у него из головы, когда он свалился в яму, ободрав руки и лицо колючей ежевикой. Господи, конец! Вот он и попался! Брайан Моллисон спрятал лицо в ладони и тихо зарыдал. Однако полицейский пробежал мимо. Учитель слышал, как прогрохотали его ботинки, как просвистели тонкие ветки, и он тихо выругался вслед незадачливому преследователю. По мере того как полицейский удалялся, возвращалась тишина. Невероятно! Он его потерял.
