Он нахмурился. К чему играть в недотрогу? В конце концов, они разумные люди.
—Извини, что я покинул тебя сегодня утром. Мне следовало хотя бы разбудить тебя или позвонить днем, пораньше. Я...
Софи покачала головой.
—Нет надобности извиняться, — перебила она. — Прошлая ночь была замечательной, но теперь она закончилась. Как ты сказал, нам обоим было нужно высвобождение. И теперь мы можем расстаться без сожалений.
Выражение ее лица, многообещающая поза и вздернутый подбородок. Именно так выглядела Фотини, когда он высказывал ей свои претензии. Относительно того, что она веселилась поздно вечером вместе с сомнительными новыми друзьями, относительно того, что ее травяные «тонизирующие средства» в таблетках не так уж безопасны... Она вела себя дерзко, весело и... равнодушно.
Костас провел рукой по лицу, пытаясь отогнать эти воспоминания и сомнение, которое они у него вызвали. Две девушки из одной и той же семьи. Две женщины из дома Лиакосов.
Неужели независимая натура, которой он так восхищался в Софи, была обманом, скрывавшим что-то менее приятное?
Нет! Он этому не верил. Это была Софи, милая и заботливая. Не Фотини.
—Все кончено, — повторила она. — И теперь пора идти дальше.
И с этими словами Софи отвернулась от него, словно собираясь уйти.
Он схватил ее за плечо раньше, чем она успела сделать шаг. Его пальцы касались ее гладкой кожи, мягкой, как шелк. Но не такой мягкой, как ее живот или неописуемо нежная кожа, внутренней стороны бедер...
—Нет! — Он остановился, стараясь обрести контроль над своим голосом. — Не все кончено, Софи.
Она подняла голову. На мгновение выражение ее лица стало живым, веселым, как летнее солнце. А потом как будто закрылся ставень, пряча ее мысли.
Костас подыскивал слова. Но все, что он мог придумать, — это то, что она сделала невозможное: отвергла его, решила, что от него ей нужен только секс на одну ночь.
—Что, если ты беременна?
Софи застыла. Сверкнули ее глаза золотистого оттенка, а потом она отвернулась.
—А что это изменило бы? — приглушенным голосом, спросила Софи.
—Это изменило бы все. Ребенок...
Он сделал глубокий вдох.
Ребенок. Его и Софи. Его сердце сжала невидимая рука. Каким бы это было подарком!
—Ты знаешь, что я серьезно отношусь к моим семейным обязанностям.
Даже глядя на нее, Костас ухитрился произнести эту фразу довольно спокойно.
—Тогда не стоит жалеть о том, что у нас не может быть ребенка.
—Конечно, может. Мы не предохранялись, когда занимались сексом прошлой ночью...
Он погладил нежную кожу плеча. Как всегда, она задрожала от его прикосновения. А потом он отпустил ее.
Софи отошла к окну.
—Я, наверняка, не беременна, — холодно сказала она.
В ярких лучах солнца, очертания ее фигуры расплылись, и ему на мгновение показалось, будто там стоит другая девушка.
Снова воспоминания. На этот раз — сильнее.
Он женился на Фотини, потому что решил, что ему нужна жена. Костас ожидал, что со временем в их браке появятся спокойствие, доверие и дружеское общение, но ничего подобного так и не произошло.
А теперь он не обратил внимания на здравый смысл, отбросил осторожность и поддался искушению, которое у него вызвала эта женщина, двоюродная сестра Фотини. Она зажигала его кровь, уничтожала его логику и самообладание.
Настолько разные две девушки... Но вдруг между ними было и сходство?
От этой возможности его затошнило.
—Что, если ты ошибаешься, Софи? — Он заставил себя произнести эти слова, чувствуя себя плохо оттого, что ему приходится спросить об этом. — Что, если ты и вправду беременна? Ты ожидаешь, что я заплачу за аборт?
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
Час назад Софи думала, что может выдержать правду. Она и выдержала. Только это было пыткой. Слушать мужчину, которого она любит... Слушать, как мужчина, которого она любит, ранит ей сердце своим очевидным презрением...
Что еще ему от нее было нужно?
Он овладел ее телом. Он внушил ей доверие, любовь, надежды и грезы, а потом растоптал все. О, это произошло не по его вине. Костас предупредил ее, был с ней абсолютно честен. Он ясно дал ей понять, что не желает, чтобы у них возникли глубокие отношения...
Увы... Она полюбила его сердцем и душой, а не только телом. И она надеялась... Что ж, она заблуждалась. Он просто не любил ее.
Софи решила, что не покажет ему, как ей больно. Она уедет, и поскорее, сохранив чувство собственного достоинства, если это еще возможно. Она расстанется с Костасом, надеясь, что время сможет исцелить ее разбитое сердце.
Увидев его снова, она постаралась скрыть свои чувства. Но теперь он превратился в мстительного незнакомца, и она думала, что не сможет долго притворяться равнодушной.
—Ответь мне, Софи! Ты пришла бы ко мне и попросила заплатить за аборт?
—Этот вопрос не заслуживает ответа.
Она упрямо глядела в окно.
Большая рука схватила ее за локоть. Костас так резко заставил Софи повернуться, что она чуть не упала. Но он поддержал ее другой рукой. От его прикосновений Софи охватила дрожь, напоминая о тех недавних нескольких часах, когда он нежно ласкал ее.
И она возненавидела собственную слабость, которую проявила из-за этих воспоминаний. Его глаза горели гневом.
—Ответь мне!
Гнев этого мужчины поддерживал ее храбрость. Как он смеет так с ней разговаривать?!
—А какая часть этого сценария беспокоила бы вас больше всего, Kyrie Palamidis? Сам аборт или то, что я попросила бы вас заплатить по счету?
Он встряхнул ее.
—Ты не избавишься от моего ребенка, как от очередной жизненной помехи! — прошипел он.
—А ты перестанешь делать оскорбительные предположения в мой адрес! — тонким голосом крикнула Софи.
Она не сделала ничего плохого. Она не заслуживала его презрения!
—Я не беременна твоим драгоценным ребенком. И даже если бы была беременна, я бы не стала делать аборт. И самое главное — ты последний человек, от кого я приняла бы деньги!
Она попыталась вырваться.
—Хватит! Тебе станет плохо, если ты не успокоишься.
Он схватил ее за запястья.
—Пусти меня...
Она замолчала, когда он прижался губами к ее губам.
Он так грубо впился в ее рот, что Софи чуть не задохнулась. В его поцелуе не чувствовалось никакой нежности. На этот раз он заставлял ее подчиниться. После надежд и нежных грез, которые возникли у нее прошлой ночью, Софи чувствовала себя оскверненной. Вызванная разочарованием боль была такой острой, словно ее сердце обливалось кровью.
