Она прислонилась к нему и стояла так, пока гнев не утих, и потом еще немного, потому что не только в гневе было дело. Было еще и недовольство собой: она не должна была убегать на глазах у всех. Теперь вернуться будет сложнее.
Но она должна. Больше не будет такой ночи до того, как вернется Дарден. Это ее последний шанс. Она должна опять пойти туда.
Дженни оттолкнулась от дерева и посмотрела в сторону веранды. Оркестр сыграл уже несколько мелодий, публика на веранде сменилась, и там уже не было свидетелей ее бегства. Дадли нигде поблизости не было видно.
Губы плотно сомкнулись. Рука проверила прическу. Кончики пальцев коснулись веснушек. Влажные ладони разгладили платье. Она набрала в грудь воздуха, подумала о своих мечтах и вернулась в зал.
Прошло два часа. Дженни наблюдала за танцами от левой стены зала, от правой стены зала, от стола с закусками и напитками, со ступенек, ведущих к сцене. Она улыбалась. Она покачивала головой в такт. Она старалась выглядеть готовой к общению.
Единственным человеком, который смотрел на нее в своей обычной внимательной манере, был Дэн О'Кифи, а единственной, кто хоть как-то попытался с ней общаться, – Мириам, пролетающая мимо в танце. «Как туфли?» – задыхаясь, спросила она на одном круге, а на следующем: «Почему ты не танцуешь?» и, наконец: «Ты помнишь, что завтра к десяти?» Каждый раз она уносилась прочь прежде, чем Дженни успевала ответить.
К концу вечера оркестр стал играть преимущественно медленные вещи, для тех самых танцев щека к щеке. Каждая семья, которая называла этот вечер чудесным, каждая группа друзей, каждая пара влюбленных страшила Дженни все больше и больше. Это должен был быть ее вечер. Неужели она ошиблась?
Она оставалась в зале до тех пор, пока не отзвучала самая последняя песня, пока преподобный Патти собственноручно не поаплодировал оркестру и не сказал: «Спасибо, доброй ночи, благослови вас всех Господь», пока самые последние танцоры не удалились нестройными рядами в ночь, а члены организационного комитета не начали собирать мусор в мешки, протирать столы и закрывать чехлами стулья. Только тогда она тоже ушла.
Ночь была безлунной и темной, словно угольная яма. Туман цеплялся за верхушки деревьев тяжелым занавесом, ожидающим конца представления, чтобы упасть. «Ну, давай же», – прокричала в темноту Дженни. Шагая домой, она убеждала себя, что сегодняшняя неудача – еще не конец света. Но ее сердце не поддавалось убеждениям; оно словно налилось свинцом.
С таким трудом купленное новое платье! С таким трудом нанесенный макияж и уложенная прическа! С таким трудом одолженные у Мириам туфли и мучительные часы с поджатыми пальцами только из-за того, что туфли должны были завершать картину.
Она остановилась, сняла туфли и пошла дальше в одних колготках. Ощущение свободы было настолько приятным, что через секунду она остановилась снова и стянула с ног и колготки. Она зашвырнула их в кусты и пошла дальше. Еще через несколько секунд она сорвала ленту, стягивающую волосы.
Ее походка стала размашистой и дерзкой. Она доставила удовольствие ступням, пройдясь по прохладной траве, а потом вышла на середину дороги и больше не сворачивала с нее. Ей нечего было терять, действительно нечего.
Сзади послышался звук мотора и гудки. Она продолжала идти, а потом все-таки отступила, но совсем чуть-чуть. Машина обогнула ее по обочине, и водитель осыпал Дженни громкими ругательствами. Через несколько мгновений и машина, и проклятья растворились в тумане.
Дэн О'Кифи не сигналил и не ругался. Он проехал чуть вперед и остановился, поджидая ее.
– Садись.
Лучи фар, пронзающие туман, напомнили Дженни меч Люка из «Звездных войн».
– Со мной все в порядке.
– Туман опускается, а с ним – холод. Ты заболеешь, а я должен буду отвечать за это перед Дарденом. Давай, Дженни. Я отвезу тебя домой.
Но она пока была не готова оказаться дома. Там разочарование этого вечера должно стать совершенно невыносимым. Она не была готова к этому.
Он вздохнул, помассировал плечо и подождал еще немного. Дженни не пошевелилась, и тогда он сказал:
– Ладно, мое дело – предложить. – Он нажал на газ и уехал прочь.
Дженни смотрела, как туман пожирает задние фары его джипа. Потом села на асфальт и стала дожидаться следующей машины. Но ее все не было. И, просидев какое-то время на дороге, Дженни, на которой не было ничего, кроме платья, да и оно было не слишком плотным, почувствовала влагу и холод. Поэтому она все-таки заставила себя подняться и пошла дальше.
Она не успела уйти далеко, когда из тумана вырвался мотоцикл и промчался мимо нее, а потом резко заглушил мотор и остановился. Она видела его силуэт впереди, в тумане, на границе размытого пятна света фар. Мотоциклист опустил ногу на дорогу и оглянулся. Спустя минуту он снял шлем.
Дженни почти перестала дышать.
Глава 7
Бостон
«Дженни почти перестала дышать».
Кэйси еще раз перечитала строчку, потом схватила конверт и, не глядя, попыталась достать новые страницы. Когда ее пальцы не нащупали ничего, она раскрыла его пошире и заглянула внутрь. Конверт был пуст – никакого сопроводительного письма, никакой визитной карточки, никакой крохотной записки, которая могла бы дать ей хоть какой-то намек на то, что представляла собой только что прочитанная ею история и почему она оказалась здесь, без всяких указаний, с одной лишь наспех нацарапанной на конверте буквой «К», которая могла означать и «Кэйси», и «Корнелиус».
История действительно захватила Кэйси. Теперь, сидя над страницами, она больше всего хотела знать, был ли парень на мотоцикле плохим или хорошим, увез ли он Дженни из города прежде, чем вернулся ее отец, а если нет, то что произошло с ней дальше, – и это было еще до того, как у Кэйси в голове начал возникать длинный список вопросов о Дженни и ее отце. Аналитик в ней был в отчаянии; она задумалась: чувствовал ли Конни то же самое? Предположение, что Дженни была его пациенткой, породило ряд новых вопросов. Даже если отбросить содержание, Кэйси хотела знать, кто написал эти страницы, почему они лежали у него в столе, когда все мало-мальски ценное было убрано, и не специально ли для нее он оставил их здесь.
Но ответов ни на один из этих вопросов не было. Кэйси была вынуждена признать свое полное поражение в дуэли с ними.
Расстроенная, она откинулась в кресле и выдвинула средний ящик стола так далеко, как только было возможно. Там не было абсолютно ничего: никаких случайных листков бумаги или наполовину исписанных блокнотов.
«К» означало «Кэйси». Она чувствовала это нутром.
Или, может быть, просто хотела так думать.
Отбросив эти мысли, она возобновила поиски продолжения истории. Она еще раз тщательно проверила остальные ящики стола, чтобы удостовериться, что ничего не пропустила при первом осмотре. Не найдя ничего, она повернулась и последовательно проверила все ящики под книжными полками, находившимися у нее за спиной. Когда она с друзьями размещала там свои бумаги, они просто решили, что ящики пусты. Теперь она вновь освободила каждый из них и перетряхнула все свои папки, проверяя, не завалилось ли что-нибудь туда.
