— В таком случае можешь сам выдергивать нитки из своего шва! — выкрикнула она, окончательно рассвирепев, и, отвернувшись от него, принялась смотреть в окно.
— Избалованная английская дура — вот кто ты такая. Жаль, что я не понял этого раньше. Я разочарован, но нисколько не удивлен. Если тебе угодно, ты можешь пойти на попятную, моя дорогая, причем вся твоя хваленая английская добродетель останется при тебе. Ты не просто пряма и откровенна, нет, этим дело не ограничивается: чуть что не по тебе, и ты становишься строптивой фурией, сущей мегерой, пожалуй, даже не мегерой, а жуткой, сварливой ведьмой! Мне уже начинает казаться, что все твои деньги не стоят тех мучений, которые мне пришлось бы терпеть из-за твоего нрава!
— Каких таких мучений, безмозглый ты осел? Если я с тобой не согласна, это еще не значит, что я мегера или фурия или что-то еще в этом роде!
— Ты желаешь пойти на попятную, выйти из игры? Хорошо, я согласен, вели кучеру поворачивать обратно.
— Нет, чтоб тебе провалиться, так просто ты от меня не избавишься! Я выйду за тебя замуж и научу тебя доверять и уступать.
— Я не привык доверять женщине. Я уже говорил тебе, что ты мне нравишься, но ни о чем большем речь не идет, уж поверь мне! Послушай, я сейчас до того устал, что у меня слипаются глаза. Тебе предстоит стать моей женой, так что будь любезна — веди себя как леди.
— Мне что, сложить руки на коленях и сидеть так всю дорогу?
— Вот именно, это было бы неплохим началом. И, пожалуйста, помолчи.
Синджен бросила на него испепеляющий взгляд. Можно было подумать, будто он пытается заставить ее отказаться от намеченного, но она знала, что это не так. На самом деле он вовсе не хочет, чтобы она пошла на попятную, нет, дело тут в обычном мужском упрямстве. К тому же у нее все равно нет иного выбора, кроме как выйти за него замуж. Ей хотелось крикнуть, что она уже ничего не может изменить, что теперь уже слишком поздно. Ведь она отдала ему свое сердце. Но позволить ему сделаться домашним тираном — нет, ни за что, а если она сейчас бросится ему в ноги с таким признанием, то он наверняка превратится в настоящего Чингисхана, об этом говорит все его нынешнее поведение. Уж кто-кто, а она хорошо знает, что собой представляет тиран, хотя, надо признать, Дуглас в последнее время заметно смягчился. Но ей не забыть, каков он был, когда только что женился на Александре. Она искоса посмотрела на Колина, но ничего не сказала. Она будет молчать как могила. И Колин спокойно проспал до позднего вечера, когда они наконец прибыли в Грэнтэм и остановились в гостинице «Золотое руно».
На следующий день Синджен пришлось признать, что он все-таки сам выдернул нитки из шва, поскольку в «Золотом руне» он опять потребовал предоставить им две спальни, вежливо пожелал ей доброй ночи возле ее двери, после чего удалился. Наутро он взял внаем верховую лошадь и коротко сообщил ей за завтраком, что ему надоело ехать в карете. Ха! Все дело в том, что ему надоело ехать в одной карете с ней. Весь день он проскакал верхом рядом с каретой. Если рана в ноге и беспокоила его, то виду он не подавал. В Йорке Синджен тоже наняла лошадь. При этом она посмотрела на него с вызовом, как бы говоря: «Попробуй возрази!» — но он только пожал плечами, словно отвечая: «Деньги твои, и если тебе охота тратить их понапрасну — меня это не удивляет». Теперь она была рада, что он отказался ехать через Озерный край, хотя поначалу яростно с этим спорила. Он хотел попасть в Эдинбург самым коротким путем, и даже ее предостережение о грозной шпаге и трех пистолетах Дугласа не убедило его согласиться на кружной маршрут. Пожалуй, оно и к лучшему, думала Синджен, скача верхом и чувствуя, как встречный ветер треплет ее волосы. Озеро Уиндермир — слишком романтичное место для такого мужлана, как он. Да, эта бесконечная скачка на север в обществе мужчины, молча едущего впереди, совсем не походила на то, как она представляла себе свой побег в Шотландию.
В то утро, когда они, скача верхом впереди кареты, пересекли наконец шотландскую границу, Колин натянул поводья и крикнул:
— Джоан, остановись на минуту. Я хочу поговорить с тобой.
Вокруг, насколько хватало глаз, возвышались горы Чевиот-Хилс, которые были вовсе не горы, а холмы, низкие и по большей части безлесные. Было очень красиво и пустынно, нигде ни единой живой души, ни единого жилища. Погода стояла теплая, безветренная, воздух был напитан крепким ароматом цветущего вереска.
— Я рада, что ты все еще не разучился говорить, — язвительно сказала Синджен. — Это просто чудо, если учесть, как давно ты не упражнялся.
— Попридержи язык, Джоан. Уму непостижимо, что ты сердишься на меня только лишь потому, что я отказался с тобой спать.
— Дело вовсе не в этом…
— Тогда в чем же? Может, ты до сих пор злишься из-за того, что мы не поехали через Озерный край? Но ведь эта твоя уловка настолько смехотворна, что на нее не попался бы даже круглый идиот!
— Нет, из-за этого я не сержусь. Ну, хорошо, Колин, что тебе надо?
— Во-первых, ответь: ты все еще хочешь выйти за меня замуж?
— А если я скажу «нет», что ты сделаешь? Заставишь меня силой, потому что тебе надо во что бы то ни стало жениться на мне, чтобы заполучить мои деньги?
— Возможно. Я об этом подумаю.
— Вот и отлично. Я не выйду за тебя замуж. Черта с два! Я говорю «нет». А теперь заставь меня силой.
Он улыбнулся ей, первый раз за последние четыре дня. Улыбка была неподдельной.
— Да, Джоан, с тобой не заскучаешь, этого у тебя отнять нельзя. Порой твои безумства мне даже нравятся. Ладно, мы поженимся завтра днем, когда прибудем в Эдинбург. Там у меня есть дом, старый, со скрипучими лестницами. Чтобы привести его в божеский вид, надо истратить кучу денег, но он все же не так обветшал, как мой замок Вир. Мы остановимся в этом доме, и я уговорю пресвитерианского пастора обвенчать нас. А на следующий день мы поедем верхом в замок Вир.
— Я согласна, — ответила она, — но я повторяю тебе, Колин, и хочу, чтобы ты наконец поверил: Дуглас очень хитер и опасен, он может подстерегать тебя повсюду. Он много раз проникал в тыл к французам и выполнял там всякие рискованные задания. Говорю тебе, нам надо пожениться не медля, и…
— То есть я хочу сказать, что мы поедем в замок Вир верхом только в том случае, если тебе не будет больно сидеть в седле. Если будет, то я посажу тебя на подушки в карете.
— Я не понимаю, о чем ты толкуешь.
— Я толкую о нашей первой брачной ночи — о том, что когда я возьму тебя, то здорово натру тебе между ног.
— Ты ведешь себя нарочито грубо, Колин, и нарочно говоришь мне непристойности.
— Может быть, и так, но ты теперь в Шотландии и скоро станешь моей женой. Тебе пора уже уяснить, что твой долг — быть мне преданной и послушной.
— Когда мы познакомились, ты был совсем не таким. Потом, во время болезни, ты вообще был очень милым, хотя и раздражался по пустякам, потому что терпеть не можешь чувствовать себя слабым. А вот сейчас ты ведешь себя как дурак. Я выйду за тебя замуж, и в дальнейшем всякий раз, когда ты будешь вести себя как дурак, я стану делать что-нибудь такое, что заставит тебя устыдиться.
