— Он вряд ли тосковал по дому, — нахмурилась Синтия. — Он даже записки мне ни разу не написал.
— Это не то, о чем ты подумала.
Тихие слова миссис Пелл как будто таили в себе знак, и Синтия уцепилась руками за края лохани, чтобы собраться с силами. Экономка перестала тереть ей спину. Перед Синтией появился кувшин, которым миссис Пелл зачерпнула воду. Синтия успела только задержать дыхание, как теплая вода каскадом полилась ей на волосы. Но они все еще были заплетены в косу.
— Ой, прости меня, — вздохнула миссис Пелл, — я даже не расплела тебе волосы. — Она потянулась к косе, но Синтия перехватила ее руку.
— Миссис Пелл. — Она обхватила пальцами крошечное запястье женщины. — Вы что-то недоговариваете. Что? Пожалуйста, скажите мне.
— Я думаю, это неправда.
Женщина тяжело вздохнула, и ее голубые глаза наполнились слезами.
— Что? Что неправда?
Миссис Пелл бросила быстрый взгляд на закрытую дверь, потом опустила глаза в пол.
— То, что говорят о Николасе.
Похоже, вода лишь ненадолго смогла снять с Син напряжение. Теперь к ней опять возвратилась тревога.
— Что говорят, миссис Пелл?
— После того как он уехал отсюда… — Экономка заглянула в глаза Синтии. — Что-то случилось. Какой-то скандал. Я не знаю, что именно произошло. И Николас решил покончить жизнь самоубийством.
Эти слова даже не вызвали никакой реакции внутри, настолько они были нелепы.
— Это какой-то абсурд!
Миссис Пелл кивнула, но не ради того, чтобы согласиться.
— Говорят, он повесился. И веревка… — Правая рука миссис Пелл прикоснулась к шее, и Синтия вдруг все поняла.
Он еще сказал — ожог. Ожог, который оставил шрам по всей шее.
— Это абсурд, — повторила Синтия, потому что это должно было быть абсурдом.
— Я тоже так думала. — По щекам миссис Пелл потекли слезы, и она стала вытирать их кулаком. — Кучер… Он рассказал мне, что друг семьи нашел Николаса висевшим и снял его. Они думали, что он уже мертв.
— Нет!
— Родители отвезли Ника в Лондон, где его никто не знал, чтобы он поправился и пришел в себя. Поэтому он и уехал. Но я этому не поверила. Я сказала кучеру, что, если еще раз услышу эту ложь, мне придется выгнать его. — Миссис Пелл тяжело опустилась на стул и заплакала. — Я не поверила.
Синтия смотрела на огонь и твердила себе, что этого не может быть. Жизнь всегда была для Ника удовольствием. Он уехал отсюда счастливым.
Желудок вдруг провалился куда-то и болезненно сжался. Какое это имеет значение? Что могло случиться, что он так сильно изменился?
Что он сказал ей? Что-то о том, как опасно быть покладистой. Но это ничего не означало. Ничего, когда речь шла о веселом, смеющемся молодом человеке, каким он был.
Это не могло быть правдой.
Синтия не знала, сколько времени она смотрела на огонь, но когда миссис Пелл коснулась ее плеча и оторвала от грустных мыслей, нагрелся уже новый чан воды.
— Пора заканчивать, — пробормотала экономка, расплетая ей косу.
Синтия начала дрожать, потому что ванна остыла. Когда миссис Пелл стала лить теплую воду на распущенные волосы Синтии, она задрожала еще сильнее.
— Может быть, это неправда, — мягко сказала миссис Пелл.
— Это неправда, — согласилась Синтия. — И я никогда в это не поверю. Он обжегся, вот и все.
— Конечно, — согласилась миссис Пелл, но в ее голосе по-прежнему звучало беспокойство, и от этого сердце Синтии разрывалось пополам.
Глава 9
Неужели она знает?
Ланкастер наблюдал, как Синтия смахнула с кухонного стола несколько хлебных крошек, избегая его взгляда. И так продолжалось все утро. Она прикоснулась к кончику своей косы, словно хотела убедиться, что с ней все в порядке, потом наполнила ведро водой и поставила у плиты.
Неужели она знала, что прошлой ночью он опять удовлетворял себя? Неужели она знала, что он думал о ней?
Вчера после купания он нашел Синтию в своей комнате перед камином в ночной рубашке и халате. Она расчесывала волосы. Прежде Ник не видел ее с распущенными волосами, поэтому представшая его взору картинка была весьма интимной. Как будто она готовилась ко сну. С ним.
Но потом Синтия заметила его и сразу поспешила уйти, сказав, что в ее комнате нет камина, а ей нужно было тепло, но она его больше не побеспокоит. Когда он поднял руку, чтобы остановить ее беспорядочное бормотание, она уже ушла, захлопнув дверь в свою комнату. Но мысль о ее прямых каштановых волосах, блестевших в тусклом свете, не оставляла его.
Ланкастер мысленно намотал их на руку, подтянул ближе, крепко поцеловал и рассказал, что она сделает, чтобы доставить ему удовольствие. Потом он стянул ей руки веревкой высоко над головой и привязал к столбику кровати. Она даже не пытается сопротивляться. Ее тело извивается от удовольствия. И Ланкастер достиг кульминации, представив, как он стремительно входит в нее, и в бешеном ритме тела начинают свой танец, пока она не станет молить о пощаде.
Синтия не могла ничего этого знать, но сегодня вела себя так, словно все знала.
Николас испытывал отвращение к самому себе. Быстро проглотив чай, он поразился, что в горле все равно было сухо.
— Готова? — резко бросил он, и Синтия кивнула, не поднимая глаз.
Возможно, она чувствовала, что в нем что-то не так. Так жертва чувствует хищника. Ник сунул руки в карманы и направился к двери, а Синтия натянула на голову капюшон.
Отличный день приветствовал хмурое лицо Ланкастера. Пели птицы, светило солнце, дул теплый ветерок.
Ланкастер прищурился и сосредоточил взгляд на фигуре, которая шла через высокую траву у дороги. Мужчина, не высокий, не низкий. Он шел с запада, но его лицо было спрятано в тени низко надвинутой шляпы.
Синтия вышла следом за Ланкастером и почти проскользнула мимо него, когда он вдруг почувствовал тревогу и понял, что должен быть очень осторожен. Он выставил плечо и оттеснил ее назад.
— Ну, что такое?
— Кто-то идет сюда.
— Кто?
Ланкастер подтолкнул ее назад и захлопнул дверь.
— Какое это имеет значение, кто там идет? Я единственный, кто знает, что ты жива. Прячься немедленно, черт возьми!
— Ой, правильно. Прости. Я просто… — Синтия открыла рот, округлив его до буквы «о».
И это было бы забавно, если бы сердце Николаса не рухнуло тревожно вниз.
Она метнулась прочь, а Ланкастер размышлял, видел ли их этот мужчина. Если его лицо было скрыто в тени шляпы, значит, он опустил голову, выбирая безопасную тропинку на каменистой почве. Ланкастер был настолько погружен в свои порочные мысли, что не смог отчетливо рассмотреть человека.
