рознь, стравливать людей… Собрать под свою руку погромщиков… – Он качает головой. – Мы бы уже давно сослали вас в Сибирь. Или отравили. Не позволили бы вам существовать.
– Значит, мне повезло, что я живу не в диктатуре.
Хослов вонзает в него жесткий взгляд:
– Всем нам повезло, что мы живем не в диктатуре. – Он с силой затягивается. – Но я опять же в растерянности. Моя родина – жуткое место, и все же она выглядит почти нормальной, когда речь идет о смутьянах вроде вас. Так называемая цивилизованная демократия определенно свихнулась, если позволяет вашему брату процветать. Вы каждый день красуетесь в телешоу. Каждый день поливаете грязью соотечественников: эти американцы – враги, эти – предатели, а эти смогут забрать оружие только из моих мертвых рук. Вы призываете к революции. – Он вздыхает. – Приобретаете деньги и голоса избирателей, заставляя одних американцев ненавидеть других. Вот гляжу на вас и поневоле задумываюсь: а не слишком ли я чужой для этой страны? Она мне нравится, но я ее не понимаю. В голове не укладывается, как может выжить государство, где лидерам позволяется возбуждать ненависть между гражданами.
Возвращается Мина.
– Ну что?
– Подтверждается. Его биткоины теперь у нас. Я скопировала его сетевые ресурсы вместе с контактами, текстами и почтовыми адресами. Есть кое-что новенькое, но в основном та грязь, которую ты ожидал. Вполне стандартный набор. – Мина поднимает телефон Тревина, на экране фото юной женщины. – Он часто нанимает девочек, и у него много офшорных счетов, а пополняют их… Уверена, он запоет. – Мина вздыхает. – Затрудняюсь сказать, чем я больше огорчена: его торговлей голосами или тем, что людей беспокоит только возраст этих проституток.
Тревин молчит, но у него бегают глаза.
– Похоже, они достаточно молоды, – говорит Амос.
– Да, вполне.
– Ну что ж… – Амос тяжко поднимается на ноги, сдерживая стон, – очень уж болят суставы. – Похоже, сенатор, наша встреча подошла к концу. Но не думайте, что на этом все. Мы будем время от времени обращаться к вам за помощью. За что-то проголосовать, где-то выступить с речью. Необременительные для вас, но важные для нас нюансы. И конечно же, вы никому не расскажете о сегодняшней встрече. Надеюсь, вы не обидитесь из-за повязки на глазах? Всяко лучше, чем снова вас усыплять.
* * *
Неделю спустя Амос и Мина сидят за складным столиком в офисе, заправляются сычуаньской едой.
Пищит ноутбук. Девушка смотрит на экран и хмурится:
– Говорила я тебе, что он настучит.
Хослов вздыхает:
– Это искупительный бизнес. Приходится давать людям шанс.
* * *
Через несколько дней в Майами Тревин поднимается в гостиничный пентхаус, входит в свой номер и обнаруживает, что Хослов ждет его в кресле у окна во всю стену – этакая обрюзгшая тень. Тревин ведет себя спокойно. Он моложе, крупнее и сильнее Хослова. И у него пистолет.
Конечно, у него пистолет. Мина отобрала один, но есть и другой. Плоский, черный, очень легкий, пластмассовый. С ним проходишь через охрану, не вызывая тревоги.
– Я знал, что ты заявишься, – цедит Тревин.
– Не стреляйте! – поднимает руки Амос. – Я просто хочу поговорить. – Он указывает на столик перед собой, на два стакана со скотчем. – Ограбил ваш мини-бар. Давайте посидим, потолкуем…
– Надеешься снова меня вырубить? – Тревин качает головой.
– Тогда я сам выпью, можно? Жажда мучает.
– Пей, раз хочешь. А говорить нам не о чем.
Не приближаясь к Хослову, но постоянно косясь на него, Тревин осматривает номер.
– Вашу симпатичную кубинскую подружку я попросил уйти, – говорит Амос. – Не волнуйтесь, я с ней расплатился и даже чаевые дал.
– А где та девка?
– Мина? – Хослов пожимает плечами. – Она не верит в пользу разговоров.
– Жаль. Я совсем не прочь преподать ей урок. – Тревин достает из кармана телефон, той же рукой набирает номер и произносит, не сводя глаз с Амоса: – Хослов у меня. Я его задержу. Пришлите агентов.
Хослов смотрит в шикарное панорамное окно. На горизонте кипит ураган. Среди молний видны огни города и гавани. Отель построен с расчетом на противостояние стихиям, но по большому счету он обречен. Ни одно здание, стоящее так близко к океану, не уцелеет. Потому что строились эти здания без учета возможного повышения уровня моря. Это как с часами. Политики вмешиваются в жизнь города, усложняют планирование и строительство, втирают очки общественности. Интересное это ощущение, когда ты сидишь в здании, не осознающем, что оно обречено. Здание слепо, не видит опасности.
Тревин держится на изрядном расстоянии от Хослова.
– Агенты уже в пути, они все про вас знают.
– Мина считает, что нужно просто избавиться от вас, – говорит Хослов. – Но мне подумалось: а нельзя ли направить вашу деятельность в полезное русло? Я стар; я вижу больше оттенков серого, чем она. Вот и предположил: не исключено, что вы ухватитесь за шанс исправиться. Перестанете лезть из кожи вон, усугубляя слепоту и некомпетентность правительства. Но тут вы протолкнули очередное снижение налогов и разгромили… Кого на этот раз? Тех, кто мясо проверяет?
– Минсельхоз.
– Не сомневаюсь, что найду в ваших офшорных банках пожертвования от мясопереработчиков.
– Я сменил банки.
– Вот как? Что ж, мудрое решение. – Хослов допивает скотч и берет второй стакан. – Не возражаете?
– Да хоть упейся.
– Я не знаю ни одной страны, которая бы процветала, имея слепое, глухое и некомпетентное правительство. Может, вы знаете такое?
– Жду не дождусь, когда увижу тебя в кутузке.
– Удивляюсь, почему вы еще не застрелили меня.
– А тебе только того и надо, да? Вы с девкой решили меня подставить? Чтобы обо мне кричали СМИ?
– А разве вам не нравится, когда о вас кричат СМИ? «Молодой патриот расстреливает старого бюрократа». «Свобода побеждает!» Вы, что называется, будете в бренде.
– Ты ничего не знаешь о моем бренде.
– Да неужели? Ваш бренд – это судебные расправы над неугодными, это заказные расследования деятельности правительства и сотрудничающих с ним организаций. Вам нравится гробить все, чем ваше государство занимается. Так почему бы не угробить и меня? Уверен, в глазах приверженцев вы станете героем.
– Потому что я не собираюсь играть в эту вашу игру «глубинное государство наносит ответный удар».
– Это мы-то глубинное государство? – Хослов смеется. – Мы не глубинное, мы донельзя обмелевшее государство. Мы сухое морское дно. – Потягивая виски, он поднимает свободную руку. – Все, сдаюсь. Я в вашей власти. Старик с артритом и слабым мочевым пузырем. Крат без бюро. Динозавр, не догадавшийся вовремя умереть и превратиться в окаменелость. Глубинное государство… – Он прыскает. – Экая чушь!
– Чушь или не чушь, но снова и снова появляются типчики вроде тебя, пытающиеся мне мешать.
