стенах висело несколько достойных написанных маслом картин и… на самом видном месте стояла скелетообразная рука, соединенная воедино проволокой — на маленьком постаменте под стеклянным куполом.
— Вы действительно доктор? — спросила она.
— Разумеется. Вас не было здесь в то время, но вы должны знать, что именно я выхаживал Мэтью Корбетта, когда он имел несчастье попасть в тот пожар. Хотя все случившееся тогда было немного странным, но могу вас заверить, что до сих пор я был весьма успешен в своей профессии.
— В какой профессии, сэр? Врачевателя или убийцы?
— У неё всегда так плохо с головой? — обратился Полливер к Минкс.
— Мы знаем, кто ты, — ответила Минкс. Она подошла к нему ближе, и, в конце концов, между ними осталось всего лишь несколько футов. Полливер сделал шаг назад, но остановился, поскольку даже этот один-единственный шаг заставил его вздрогнуть от боли и поморщиться. Минкс меж тем продолжала: — Мы знаем о поездках, которые ты предпринимал. Четыре или пять дней каждые два-три месяца. Ты явно предпочитаешь в своих делах стабильность. Нам все известно.
Полливер уставился на Минкс. Она видела, как меняется выражение его глаз. Что-то в его лице как будто обострилось. Глаза, казалось, впали, а кости начали торчать, словно маленькие лезвия, жаждущие прорезать себе путь наружу. Он приподнял небритый подбородок, и улыбка расползлась по устрашающему разрезу его рта.
Это длилось в течение одного удара сердца, а затем исчезло.
— Я лечу пациентов, — тихо пробормотал он. — Во многих городах и поселениях, не только здесь. Помимо этого я ещё помогаю и другим докторам из других городов. Я очень востребован. Моя специальность…
— Отрезать пальцы? — перебила Кэтрин.
— Хирургия, — ответил он. Лицо его ничего не выражало. — А теперь я ослаблен своим плохим состоянием. На меня весьма сильно влияет погода… только и всего. А теперь прошу извинить: я должен вернуться в постель, а вам обеим пора покинуть мой дом. — Он прошёл мимо Минкс и направился к двери. Обе женщины заметили, что он прижимает руку к левому боку.
— Ваша проститутка у мадам Блоссом, — заговорила Кэтрин, так и не сдвинувшись с места. — Её звали Миранда, верно? Какие игры! Расскажите, какое удовольствие вы получаете от этого?
Полливер замер, потянувшись к задвижке. Он обернулся к Кэтрин и взглянул на неё со слабой улыбкой, но в глазах его читалась неприкрытая угроза.
— Мне хотелось бы знать, — спокойно продолжила Кэтрин, — что побудило человека, получившего такое образование и умеющего лечить людей, — она помедлила, — стать Билли Резаком. — Костяшки её пальцев постучали по стеклянному куполу, под которым экспонировалась скелетообразная рука. — Быть таким целеустремленным в этом своём увлечении, я бы даже сказала, одержимым. Убивать несчастных столь изощренным способом, а их пальцы присваивать как некий трофей, оставляя искалеченные конечности в виде визитной карточки. Это и есть то, что вами движет? Могу ли я позволить себе фамильярность и называть вас Билли? — Она приблизилась к нему на шаг, не дожидаясь ответа, который и не требовался вовсе. — Что-то в вашем прошлом, я полагаю, сильно на вас повлияло. Случай, который заставил вас желать одновременно врачевать и уничтожать жизни. Некоторые специалисты… думаю, они могли бы назвать это изломом личности. Искаженное воспоминание о руке матери или отца? Возможно, толчком послужила рука священника? Рука проститутки, когда вы были ребёнком? Поднятая на вас рука в ярости, которую вы никогда не сможете ни забыть, ни простить? Или вы просто родились таким — двуликим? И, правда, что эти две части вас уживаются в одном теле, а разум ваш настолько искусен, что преуспевает как в исцелении, так и в жажде убийства? Так каков ответ, Билли? Прежде чем мы уйдем, я должна знать.
— Ха! — только и выдавил доктор. Этот возглас прозвучал, как задушенный смешок висельника. Он переводил взгляд с одной женщины на другую, и если бы ненависть обладала физической силой, они обе были бы уже изорваны ею в клочья.
— Вы ничего не знаете, — прошептал он. — Поверженные враги? Как же! Это решенная участь вас всех. Как и его. Было чрезвычайно глупо с его стороны приехать сюда, на мою территорию. Там — он почти сцапал меня. Я знал, это было лишь вопросом времени. Но здесь — совсем другая игра. О, его глупость стоила ему жизни! И его высокомерие… он думал, что может просто заявиться сюда и убить меня. Нет-нет, этого никогда не будет.
— Вот он, — обратилась Кэтрин к Минкс. — Посмотри на него. Тебя от этого зрелища может стошнить, когда выберемся наружу. — Она приподняла стеклянный купол и провела пальцами по костям скелетообразной руки. — Джон Кент совершил ошибку, пытаясь разыскать вас в низах, в то время как ему нужно было смотреть выше. Он никогда не подумал бы, что Билли Резак — доктор. Полагаю, вы также были врачом в районе Лаймхаус?
— В Шадуэлле[51].
— Что располагается аккурат рядом с Лаймхаусом, не так ли? Поэтому у вас были пациенты, которые жили в Лаймхаусе и могли рассказать вам все, что вы хотели знать. О, это очаровательный способ добывать информацию.
— Наша беседа окончена, — отрезал он.
— Я сомневаюсь, что состояние вашего здоровья позволит попросту вышвырнуть нас отсюда. И, полагаю, вы также не станете привлекать констебля, чтобы избавиться от нашего присутствия. — Кэтрин одарила его улыбкой, в которой читалась опасность. Она вернула стеклянный купол на место. — Наше дело против вас не будет закрыто, — заверила она, — пока вы не предстанете перед судом. По моему личному мнению, вас следует казнить, как бешеного уличного пса. Но, полагаю, придется обойтись публичным повешением.
— Какие жестокие мечты! — ответил Полливер с издевательской улыбкой. Миг спустя она наполнилась злобой. — Вы не убийца, мадам Герральд. А ещё… вы никак не можете связать меня с Джоном Кентом. Как вы уже поняли, игра окончена. В моем случае петля для повешения навсегда останется лежать в ящике.
