Вилломар также ушел, вероятно, в свой последний торговый поход в этом сезоне. Он отправился на запад, в основном за солью, намереваясь выменять ее у племени, живущего около Великого Океана. Эйла пригласила Мартону, Фолару и Зеландони разделить с ней трапезу и помочь ей съесть куропаток. Она решила приготовить их так, как обычно готовила для Креба, когда жила в Клане. Выкопав ямку в долине Лесной реки у подножия тропы, ведущей на террасу, она выложила ее камнями и развела там хороший костер. Пока он прогорал, она ощипала птиц, включая их большие опушенные перьями лапки, потом собрала сухой травы и завернула их в нее.
Если бы она нашла яйца, то могла бы начинить ими птиц, но пора кладки яиц еще не наступила. Птицы не заводят птенцов на пороге зимы. Зато она собрала ароматных приправ, а Мартона предложила ей немного соли из последних запасов, за что Эйла была ей весьма благодарна. Куропатки медленно запекались вместе с земляными орехами в жарочной ямке, а она тем временем привета в порядок лошадей и сейчас раздумывала, чем бы ей еще заняться в ожидании предстоящей трапезы.
Она решила сходить посмотреть, не может ли чем-то помочь Зеландони. Жрица как-то говорила, что ей будет нужна красная охра, и Эйла сказала, что с удовольствием наберет ее. Она спустилась в долину Лесной реки, свистнула Волка, который обследовал окрестные холмики и норки, и пошла к Реке. Накопав красной железной руды, она нашла подходящий окатанный водой камень, который можно было использовать как пест для растирания этой охры. Вновь подозвав свистом Волка, Эйла направилась вверх по склону.
Она шла, не глядя по сторонам, и едва не отпрянула, когда вдруг чуть не столкнулась с Брукевалом. Он старательно избегал ее после собрания в Доме Зеландони по поводу Экозара и Клана, хотя постоянно следил за ней издалека. Ему нравилось наблюдать, как продвигается ее беременность, и, понимая, что она скоро станет матерью, он живо представлял себе, как было бы хорошо, если бы ребенок, которого она вынашивает, был его духа. Любой мог представить, что любая женщина вынашивает ребенка его духа, а представления большинства мужчин иногда касались какой-то симпатичной им женщины, но у Брукевала это уже стало навязчивой идеей. Порой он не спал по ночам, представляя, как живет с Эйлой, ему часто удавалось тайком подсматривать за Эйлой и Джондаларом, но в его воображаемых картинах роль Джондалара, разумеется, исполнял он сам. Но сейчас, внезапно столкнувшись с ней лицом к лицу на тропе, он от растерянности не знал, что и делать. Встреча с ней была неизбежна.
— Брукевал, — сказала она, пытаясь улыбнуться. — Я хотела поговорить с тобой.
— Ну, вот он я, — сказал он.
Она быстро прошла вперед.
— Я просто хотела, чтобы ты понял, что я не собиралась обижать тебя на той встрече. Джондалар сказал мне, что тебя дразнили плоскоголовым, но ты сумел заставить замолчать своих обидчиков. Я восхищена тем, что ты смог постоять за себя. Конечно, ты не плоскоголовый… не человек Клана. Никому не стоило даже называть тебя так. Ты не смог бы жить с ними. Ты принадлежишь племени Других, так же как все Зеландонии. Так они восприняли бы тебя. Его выражение лица немного смягчилось.
— Я рад, что ты признала это, — сказал он.
— Но ты должен понять и меня, постарайся понять, что они тоже люди, — поспешно добавила она. — Они не могут быть животными. Я никогда не думала о них иначе. Они нашли меня, раненную, вылечили и вырастили меня. Если бы не они, меня бы сегодня не было в живых. Я считаю их замечательными людьми. Я даже не представляла, что тебя может обидеть предположение о том, что твоя бабушка жила у них, когда потерялась, что они могли также позаботиться о ней…
— Ладно, я понимаю, что ты могла не знать… — улыбаясь, сказал он.
Она тоже улыбнулась ему, испытывая облегчение, и попыталась сделать более ясными свои объяснения.
— Ты просто напомнил мне некоторых людей, которых я очень любила. Вот почему с самого начала я почувствовала к тебе дружеское расположение. Там был один мальчик, которого я очень любила, и ты напоминаешь мне его…
— Постой! Ты опять хочешь сказать, что во мне замешены их духи? По-моему, ты только что сказала, что я не плоскоголовый, — сказал Брукевал.
— Правильно. Так же как и Экозар. Если его мать была женщиной Клана, то это еще не значит, что он принадлежит Клану. Они отказались признать его своим, а ты с ними даже не виделся…
— Значит, ты все-таки думаешь, что моя мать была выродком. Я же говорил тебе, что нет! Ни моя мать, ни бабушка не имели с ними ничего общего. Никто из этих грязных животных не имеет ко мне никакого отношения, ты слышишь меня?! — кричал он, и лицо его побагровело от злости. — Я не плоскоголовый! И не думай, что ты можешь дразнить меня только потому, что эти животные вырастили тебя.
Видя распалившегося мужчину, Волк зарычал, готовый броситься на защиту Эйлы. Похоже, этот мужчина угрожает ей.
— Волк, успокойся! — скомандовала она. Он опять ничего не понял. Ну почему она не остановилась, пока он улыбался? Однако он не должен называть ее Клан грязными животными, потому что это неправда.
— Дай тебе волю, так ты скажешь, что и волк тоже человек, — презрительно фыркнул Брукевал. — Ты даже не понимаешь различия между людьми и животными. Нормальные волки не живут среди людей. — Выкрикивая все это, он уже не осознавал, как угрожающе близко находится к волчьим клыкам, но это, вероятно, не имело для него ни малейшего значения. Брукевал просто обезумел от ярости. — И я скажу тебе еще кое-что! Эти животные напали на мою бабушку и так напугали ее, что она родила такого слабого ребенка, как моя мать, и из-за них моя мать так рано умерла, они лишили меня материнской любви и заботы. Мерзкие плоскоголовые виноваты в смерти моей бабушки и моей матери тоже. Я считаю их совершенно бесполезными и даже вредными тварями. Их нужно всех поубивать, как они убили мою мать. И не смей говорить мне, что они имеют ко мне хоть какое-то отношение. Если бы я мог, то сам убил бы их всех.
Выкрикивая все это, он продолжал наступать на Эйлу, вынуждая ее отступать по тропе под его натиском. Она держала за загривок Волка, чтобы не дать ему напасть на этого разъяренного мужчину. Наконец Брукевал оттолкнул ее в сторону и бросился вниз по тропе. Он никогда еще не бывал в такой ярости. Не только потому, что она приписывала ему родство с плоскоголовыми, но и потому, что, выйдя из себя, он выболтал свои самые сокровенные чувства. Его постоянно дразнили в детстве, и больше всего на свете ему не хватало любви и защиты матери. Родственница, которой поручили растить Брукевала, передав также все имущество его родной матери, совсем не любила осиротевшего мальчика и неохотно согласилась принять его в свою семью. Конечно, он был дополнительной обузой, но, помимо этого, она считала его мерзким выродком и редко уделяла ему внимание, ссылаясь на заботы о своих родных детях, в числе которых была Марона. Хотя на самом деле она была не слишком заботливой матерью даже родным отпрыскам, и именно от родной матери научилась Марона бессердечию и жестокости.
Эйла была совершенно потрясена. Все это просто безумие. С трудом переставляя дрожащие ноги, она поднялась по тропе и направилась к дому Зеландони, пытаясь овладеть собой. Глянув на Эйлу, жрица сразу поняла, что случилось нечто очень серьезное.
