написал мне дурацкое письмо, что вернулся назад.
— Что вы имеете в виду под “вернулся”? — спросила Робин, ее пульс участился.
— Я имею в виду, что он там уже бывал, очевидно.
— Правда? Когда?
— В 1995 году — в течение десяти дней, — сказал Руфус с придирчивой, но полезной точностью, — и в 2007 году — в течение… возможно, недели.
— Почему такие короткие сроки? Мой клиент интересуется тем, что заставляет людей приходить в церковь и что заставляет их уходить, понимаете ли, — добавила она коварно.
— В первый раз он ушел, потому что моя мать подала на него в суд. Второй раз — потому что заболела моя сестра Роуз.
Скрывая свой интерес к этим ответам, Робин спросила,
— Что заставило его захотеть присоединиться в 95-м году, вы знаете?
— Тот человек, который все это затеял, Уэйс, выступал с докладом в Сассекском университете, где работал мой отец. Он пошел туда в духе мнимых научных изысканий, — сказал Руфус с легкой усмешкой, — и попал на удочку. Он ушел со своего поста и решил, что посвятит себя духовной жизни.
— Так он просто сорвался?
— Что вы имеете в виду под словом “сорвался”?
— То есть, это было неожиданно?
— Ну, — сказал Руфус, слегка нахмурившись, — на этот вопрос трудно ответить. Мои родители были в середине бракоразводного процесса. Наверное, можно сказать, что у моего отца был так называемый кризис среднего возраста. На работе его не продвигали по службе, и он чувствовал себя недооцененным. Вообще-то он очень сложный человек. Он никогда не ладил с коллегами, где бы он ни работал. Спорный. Зациклен на чинах и званиях. Это довольно жалко.
— Хорошо, — сказала Робин. — И ваша мать подала на него в суд, чтобы заставить его выйти?
— Не для того, чтобы заставить его уйти, — сказал Руфус. — Он взял меня и Роуз на ферму.
— Сколько вам было лет? — спросила Робин, ее пульс участился.
— Пятнадцать. Мы близнецы. Это были школьные летние каникулы. Отец нас обманул, сказал, что это будут недельные каникулы за городом. Мы не хотели его обижать и согласились поехать.
В конце той недели он прислал моей матери письмо, полное церковного жаргона, в котором говорилось, что мы втроем перешли в ВГЦ и больше не вернемся. Моя мать получила срочный судебный приказ и пригрозила ему полицией. В итоге мы ушли посреди ночи, потому что мой отец заключил с Уэйсом какое-то нелепое соглашение и боялся сказать ему, что этого не будет.
— Какое соглашение?
— Он хотел продать семейный дом и отдать все деньги церкви.
— Понятно, — сказала Робин, которая почти не ела свой бутерброд, так много она делала заметок. — Полагаю, вы с сестрой были рады уехать?
— Я был, но моя сестра была в ярости.
— Правда?
— Да, — сказал Руфус с очередной усмешкой, — потому что она была влюблена в Джонатана Уэйса. Предполагалось, что на следующий день он отвезет ее в центр в Бирмингеме.
— Ее переводили? — спросила Робин. — Через неделю?
— Нет, нет, — нетерпеливо сказал Руфус, как будто Робин была особенно медлительным учеником. — Это был предлог. Отпустить ее одну. Она была довольно симпатичной и хорошо развитой, для пятнадцати лет. Правда, немного пухленькая, — добавил он, выпрямляясь, чтобы продемонстрировать пресс. — Большинство девушек там охотились за Уэйсом. Одна девчонка вцепилась когтями в лицо Роуз — но это замяли, потому что Уэйсу нравилось думать, что все живут в гармонии. У Роуз до сих пор шрам под левым глазом.
В голосе Руфуса не было ни капли сожаления, он казался скорее довольным этим.
— Вы случайно не помните дату вашего отъезда? — спросила Робин.
— Двадцать восьмое июля.
— Как вы можете быть таким точным? — спросила Робин.
Как она и ожидала, Руфус не обиделся, а только обрадовался возможности проявить свои дедуктивные способности.
— Потому что накануне вечером на ферме утонул ребенок. Мы читали об этом в газетах.
— Как именно вы ушли? — спросила Робин.
— В машине моего отца. Он успел забрать ключи, притворившись, что хочет проверить, не разрядился ли аккумулятор.
— Видели ли вы что-нибудь необычное, когда уезжали с фермы?
— Например?
— Люди бодрствуют, когда им не следовало бы бодрствовать? Или, — сказала Робин, думая о Джордане Рини, — кто-то спит более крепко, чем, возможно, следовало бы?
— Не понимаю, откуда я мог это знать, — сказал Руфус. — Нет, мы не видели ничего необычного.
— А вы или ваша сестра когда-нибудь возвращались на ферму Чепмена?
— Я точно нет. Насколько я знаю, Роуз тоже не делала этого.
— Вы сказали, что ваш отец вернулся на ферму Чепмен в 2007 году?
— Правильно, — сказал Руфус, теперь уже так, как будто Робин наконец-то проявила интеллектуальные способности, вспомнив этот факт, произвучаший пару минут назад. — Он перешел в университет, но снова стал ссориться с коллегами и чувствовать себя не в своей тарелке, поэтому он снова подал в отставку и вернулся в ВГЦ.
Робин, занимаясь быстрыми мысленными расчетами, пришла к выводу, что Цзяну на момент второго появления Уолтера на ферме Чепменов было около десяти лет, а значит, он был достаточно взрослым, чтобы помнить его.
— Почему он так быстро ушел в тот раз?
— Роуз заболела менингитом.
— О, мне очень жаль, — сказала Робин.
— Она выжила, — сказал Руфус, — но моей матери пришлось разыскивать его заново, чтобы сообщить ему об этом.
— Все это очень полезно, — сказала Робин.
— Я не понимаю, почему, — сказал Руфус. — Наверняка уже много людей пришло и ушло оттуда? Смею предположить, что наша история вполне обычна.
Решив не спорить, Робин сказала:
— Вы знаете, где сейчас Роуз? Хотя бы город? Идет ли она под замужней фамилией?
— Она никогда не была замужем, — сказал Руфус, — но теперь она ходит под именем Бхакта Даса.
— Она — что, извините?
— Перешла в индуизм. Она, наверное, в Индии, — сказал Руфус, снова усмехаясь. — Она похожа на моего отца: глупые увлечения. Бикрам-йога. Благовония.
— А ваша мама знает, где она? — спросила Робин.
— Возможно, — сказал Руфус, — но сейчас она в Канаде, навещает свою сестру.
— О,
