умрет, так пусть это будет не напрасно! Я должен уничтожить его вместе с механизмом. Пожалуйста, отойди, искажение реальности может задеть тебя!
— Я не могу жить без него!
Сплетение нитей ткани мироздания таяло, еще немного — и По-Тоно сольется с ирреальной энергией барьера. Когда это произойдет, механизм снова станет неуязвим для реамантии. Время на исходе.
— Отойди, — прошептал Аменир, высвобождая из ладони куб. — Тормуна, тебе не нужно умирать. Отойди…
Не выпуская Ачека из своих объятий, Ана обернулась и обожгла молодого реаманта взглядом. В глазах сектантки пылал ее собственный лучший мир, подаренный ей странным марийцем, которого она некогда нашла замотанным в церемониальные одежды посреди одного из залов донкарских катакомб. Всю жизнь она скрывалась в счастливом безумии от своего единственного настоящего чувства — печали. Но встретив Ачека, она познала еще одно. Если ему суждено исчезнуть, то Тормуна отправится следом за ним, неважно куда. Он ведь обещал заботиться о ней…
Реамант с легкостью мог стереть существование человека, не задев при этом то, с чем он вступил в физический контакт. Но сейчас было важно именно то, что Ачек держался за деталь механизма. Сектант будет изгнан из реальности вместе с чудовищным изобретением… и Тормуной, которая не желала отпускать последнего дорогого ей человека. Медлить нельзя, настала пора действовать. Но ведь это самое настоящее убийство. И Аменир вынужден обагрить свои руки кровью друзей. Ради долгой и счастливой жизни других людей, ради спасения Алокрии, ради всего мира. Он должен, должен убить…
Внутри Аменира что-то сломалось. Секции на кубе с приятным шелестом сдвинулись с места. Удивительное изобретение, рожденное от союза инженерной мысли реамантии и алхимии, пришло в движение, повинуясь воле своего молодого хозяина. Когда каждая секция встала на свое место в строго определенной комбинации, раздался негромкий щелчок. Вспыхнул мягкий золотистый свет. На самом деле, все очень просто.
Ачек исчез. Исчезла Тормуна, так до последнего момента и не отпустившая его. Исчез загадочный механизм, оставив медленно затягивающуюся дыру в пространстве. Исчезли купол, постоянный шум, ирреальный свет и странная светлая темнота в воздухе. Они все исчезли. Остался только Аменир, стоящий на коленях посреди ровной круглой полянки с сочной зеленой травой. Неужели все закончилось?
По рядам солдат Комитета пронесся недоверчивый шепот радости, очень тихий и осторожный, как будто они боялись спугнуть долгожданный успех. Засохшее и изломанное дерево надежды неожиданно для всех дало плоды. Люди перенесли столько боли и страданий, что уже просто опасались верить во что-то хорошее. Но неужели?..
Оглохшие от тишины Мирей, Ером, агенты Тайной канцелярии и все остальные бойцы из Комитета изумленно смотрели на зеленое пятно в центре кратера. Обычная трава казалась им чем-то невероятным на фоне фиолетовой пустоши и искаженных деревьев. Они стояли, опустив оружие и позабыв обо всех бедах этого мира. Впервые за долгие месяцы, длящиеся целую вечность, чувствовалось теплое дуновение пробуждения от бесконечного кошмара…
Реамант резко вскочил на ноги, почувствовав, как пришли в движение нити ткани мироздания. Но не успел он сообразить, что произошло, как вдруг воздух разорвался и рядом с юношей образовалась воронка, связавшая две разных точки в пространстве. Оттуда вышел человек.
Аменир узнал его. Узнал его старческую походку, сморщенную кожу, лысину, неопрятную клочковатую бородку и неизменную заношенную мантию цвета запекшейся крови.
— Идиоты… — пробормотал Этикоэл Тон.
Из ладони старика вылетел куб, и мгновение спустя кратер озарила яркая вспышка золотого света. Аменир Кар, Мирей Сил, Демид Павий, Коваленуапа, Ером По-Геори, телохранители наместника, агенты Тайной канцелярии, городская стража и ополченцы Нового Крустока, бывшие бандиты Синдиката и беженцы-добровольцы — все они исчезли из реальности, оставив после себя лишь призрачные силуэты из медленно оседающей фиолетовой пыли. Быстрая и безболезненная смерть.
Раздраженно фыркнув, Этикоэл шагнул обратно в воронку, и пространство с негромким хлопком сомкнулось за спиной великого реаманта.
Глава 15
Алокрия. Когда-то одно название этого королевства заставляло душу Кассия пылать яростью и жаждой мести за причиненную обиду. Бахирон Мур запятнал имя фасилийского монарха позором, отнял у него любимую дочь, забыл о его существовании, словно Фасилии не было вовсе, словно он не считал Кассия достойным соперником. Зазнавшийся алокрийский король не видел угрозы в нем, великом завоевателе и объединителе земель!
"Так я думал раньше…", — Кассий поднялся с массивного деревянного стула и прошелся по огромному залу в центральной башне Силофа. За прошедшие недели древняя крепость стала настоящей резиденцией фасилийского монарха и его армии, а также убежищем для алокрийских беженцев с севера страны.
Дверь распахнулась, и в зал вошел Семион Лурий, ведя за собой примерно полтора десятка людей в рванье, которое некогда было одеждой торговцев, ремесленников и крестьян. При них было какое-то импровизированное оружие из мотыг, молотов и серпов, поэтому солдаты, стоящие на страже правителя Фасилии, настороженно схватились за рукояти мечей.
— Милостивый король! — один из оборванцев упал на колени, не пройдя и половины пути до Кассия. — Сжалься над нами! Мы — люди, брошенные Бахироном Муром и Комитетом на произвол судьбы. Мы обречены на верную смерть! Молим тебя, милостивый король, защити нас от живых кошмаров, бродящих по нашим землям, спаси нас!
Кассий не знал алокрийского языка, но слова беженца понял. Нечто подобное звучало по нескольку раз в день на протяжении недель, а суть просьб приходивших в Силоф алокрийцев совершенно не менялась. Бахирон исчез, Донкар залит кровью, Мария погрузилась в хаос из-за ветров перемен и бесконечной грызни старых семей, жаждавших занять место По-Сода, на востоке страны царила нищета, нападения чудовищ, фармагулов и бандитов практически не прекращались, а Комитет, на который долгое время были возложены надежды измученного народа, занимался непонятно чем в Еве, прогнившей насквозь еще до начала гражданской войны. Отчаявшиеся люди шли к Кассию, ища покровительство сильного правителя и его армии. Теперь они больше доверяли фасилийцам, чем Бахирону и комитам…
— Пусть остаются, — произнес король, устало присаживаясь на массивный стул. — Женщин, раненых, больных и детей разместите в цитадели. Мужчинам выдайте палатки, они пока останутся во внутреннем дворе.
Семион выступил вперед и, покосившись на беженцев, мягко возразил:
— Но, мой король, провизия не бесконечна. Прошу прощения, но наш военный лагерь начал превращаться в какую-то богадельню.
Раньше он ни за что бы не позволил себе сказать подобное в лицо королю. Но Кассий сильно изменился за последнее время, встреча с Джоанной и ее смерть сделали его совершенно другим человеком. И хотя он по-прежнему оставался сильным и властным монархом, сердце Лурия болезненно сжималось от одной только мысли, что пропавшая на
