золотым наконечником. Естественно, победители получат заслуженное после победы над Расимом. Но если по исходу войны они погибнут, обещанную награду вручат их семьям — так распорядился султан.
Положительное настроение и небрежные улыбки были чужды Азиму. Он напоминал воинам, что они должны быть готовы ко всему. Юноша практически не принимал никакого участия во время состязаний. Он предпочитал проводить занятия с мастером над оружием.
Азим был неразговорчив и всю дорогу после объединения скрывал ношу своих чувств под притворной или сдержанной улыбкой. Правда, притворятся у него получалось плохо — его выдавали глаза. Воины видели в них обеспокоенность, но юноша не делился своими переживаниями. Потому они не тревожили его покой, когда Азим хотел уединиться и удалялся ото всех во время заката.
Мысли о Зилоле не оставляли Азима ни на мгновение. Расулабад с каждым шагом был всё ближе и ближе, тем самым его волнение о жене и успехе этого похода становились всё сильнее и сильнее. Кроме того, у него было ещё одно странное чувство тревоги, которое приводило его в недоумение.
Что если они не справятся?
Рудоба дала на это душераздирающий ответ:
— «Если твой поход обречён на провал, твоя жена будет горевать со мной».
В тот же вечер, когда войска объединились, Рудоба вернулась в свою пещеру. По просьбе султана она взяла провизию и пару сменной одежды для Зилолы, которую мигом доставили из Арружа. А просьбу Азима полететь с ней, чтобы увидеться с женой, Рудоба отклонила. Её слова перед отлётом были для Азима наглядным примером того, как нужно держать своё слово, потому что в них Азим услышал намёк на предыдущее предупреждение симурга. Он вспомнил, что она грозила сделать, если он не вернёт её птенцов.
Хоть Рудоба и обещала вернуться, когда войско подойдёт к стенам Расулабада, Азимом всё ещё обуревали сомнения…
На четвёртый день похода объединённое войско остановилось в десяти фарсангах от Расулабада. Пока воины разводили костры и готовились к вечерней трапезе, Азим вновь отдалился от них после совместной тренировки. Объятый хандрой, он сидел на низком холме и смотрел, как последние лучи солнца зажигают звёзды. Он снова и снова изучал письма Одила и думал о предстоящей битве. Завтра они подойдут к стенам города и их встретят три тысячи воинов. Прислушаются ли они к нему или нет?
Отправляя гонца за вещами для Зилолы, султан хотел призвать и воинов запаса, чтобы сравняться в численности, но Азим настоял на обратном. Он был уверен, что также сможет убедить воинов Расулабада восстать против Расима. Однако эта уверенность угасала вместе с дневным светом.
— Все только о тебе и говорят, — к нему подошёл Комил, как всегда, с улыбкой на устах. — Воины дали тебе новые прозвища: «Азим наездник симурга» и «Азим полководец». Как тебе? — Комил присел рядом.
Азим посмотрел на друга и отстранённо покивал. С приходом Комила вернулось и то самое странное, необъяснимое чувство тревоги Азима. Не сказав ни слова, Азим снова посмотрел в сторону заката.
— До твоего появления на этой птице, я был единственным, кто сохранял бодрость духа. А теперь ты единственный, кто всё ещё мрачен и взволнован. Что не так? — поинтересовался Комил, обеспокоенно посмотрев на Азима.
— Армия, собранная Расимом, — задумавшись, ответил Азим. — Мне кажется, в этот раз нам не удастся переманить их на нашу сторону, как копейщиков Латифа.
— Почему? — негромко спросил Комил и, услышав шаги, обернулся назад. — Он как раз идёт сюда с твоим тестем.
Комил встал и учтиво поклонился султану. Не отпуская руки от сердца, он приветственно кивнул Латифу.
— Мы тебя обыскались, — слукавил султан, чтобы начать разговор.
— Почему армии Расима до сих пор здесь нет? — повторив то же самое, что и Комил, озадаченно проговорил Азим.
— Разведка сообщает, что они собрались у северных ворот стен Расулабада, — доложил Латиф.
— Видимо, Расим узнал о случившемся и отозвал их, — предположил Бузург.
— Он ждёт, чтобы вы напали первыми, — поделился мыслью Латиф. — Для него это будет поводом обосновать свои обвинения. Так, он поднимет весь Зебистан против вас. Ему будут подчиняться беспрекословно.
— Как раз об этом я и думал, — признался Азим. — Боюсь, мы не сможем уговорить армию Расима восстать против него.
— Почему ты так думаешь? — подозрительно спросил Латиф.
— В первом письме Одила говориться, что падишах силой заставил вас, копейщиков, пойти на Арруж. Во втором, — Азим потряс другим свёртком в правой руке, — он говорит, что Расим подчинил воинов своей воле…
— А это не одно и тоже? — риторично спросил Комил с ухмылкой.
— Думаю, нет, — серьёзно ответил Азим, опередив султана и Латифа. — Вас он заставил обманом и угрозами, — он указал на Латифа. — В этот же раз, думаю, без колдовства не обошлось.
— Ты думаешь, Расим колдовством подчинил себе три тысячи воинов? — султану это показалось невероятным.
— Он оказался сильным колдуном, чем мы предполагали, но вряд ли Расим способен на такое, — также усомнился Латиф.
— Если завтра мои опасения подтвердятся, они не станут слушать, — сказал Азим.
— Не волнуйся, мы будем с тобой, — заверил Латиф. — Если Расим сам не возглавит войско, то мы сможем с ними договориться.
— А если он и возглавит, я лично обезглавлю его, — дал уверенное слово Бузург.
— Идём, раздели с нами трапезу, Азим наездник симурга, — пригласил Латиф.
Бузург поддержал его кивком. Они развернулись и начали возвращаться в лагерь. Азим же задержался, глядя в спину Комилу. Он вспомнил, что впервые ощутил ту странную тревогу, когда они год назад вместе шли к его отцу из рынка Голиба. Тогда он представить себе не мог, с чем может быть связана эта тревога, а теперь ему было страшно.
— Комил, — взволновано позвал он.
Тот обернулся и вернулся к другу.
— Что? — с улыбкой спросил он.
— Ты сдержал слово, данное моему отцу, — ответил Азим. — Возвращайся домой, Комил. Жена ждёт тебя. Ты там нужнее.
Комил улыбнулся ещё шире и по-дружески положил руку на плечо Азиму и искренне заявил:
— Я буду с тобой до конца, мой господин.
На пятый день войско достигло Расулабада. Поле брани было у городских стен на местности с разномерными низкими холмами. Воины были настроены на благоприятный исход этого дня. Они ждали, что султан, Азим и Латиф пойдут договариваться о мире. Однако с возвращением симурга султан приказал войскам строиться, и только один Азим поехал к армии противника.
Командиры и военачальники начали торопливо собирать своих воинов в боевые фаланги, а копейщики в недоумении оставались в стороне. Никто не мог ответить на их вопросы, потому что сами не владели ответами.
В авангарде поставили сарунов, за
