Глава 6
Город погрузился во тьму. На улицах стояла пугающая тишина, только ветер подгонял сухие листья всех оттенков желтого, рыжего и красного, которые в темноте казались темно-коричневыми или черными, — они бились о тротуар и издавали шелестящий звук, который был заодно с ветром и заставлял трястись то ли от холода, то ли от страха весь город. Окна домов тускло, но уютно горели. Их свет сквозь оконные рамы проникал наружу и смешивался со светом уличных фонарей. Жители города прятались за бетонными блоками типовых жилых домов, в то время как на улице была пустота, гнетущая и будоражащая. Казалось, что если подойти к окну слишком близко, то можно будет прикоснуться к ночи рукой, пощупать ее, ощутить этот плотный темный воздух и эфирный свет фонарей. И вот когда к ней прикоснешься, она затянет в свой мир без остатка. Пути назад уже не будет — только дальше вперед, где свет с каждым шагом тускнеет, а темнота становится все более насыщенной.
Вчера губернатор объявил комендантский час. Поэтому в это время на улице можно было встретить только патрульные машины. Они объезжали проспекты, улицы, переулки, аллеи, бульвары, парки и дворы, как бы охраняя спокойствие граждан и их жизни. Казалось, должно стать легче, проще, безопаснее, но на деле все становилось только страшнее. Тревога лишь усиливалась.
Арсения доставили в больницу в бессознательном состоянии. В процедурной его подготовили, по настойчивому требованию Миронова срочно повезли в операционную, дали наркоз и начали операцию.
Было темно. Романов стоял на кладбище среди могил. Рядом у надгробия, надпись на котором гласила, что здесь покоится Туманов Александр Егорович, стояли Егор Макарович и Виктор Демьянович. Судя по всему, прошло несколько лет, во-первых, потому что появились надгробие, ограда и скамья для тех, кто пришел навестить могилу близкого человека, и, во-вторых, самое главное — могила заросла травой. «Почему никто не убирается здесь? И что я тут делаю?» — подумал Арсений и попытался задать эти вопросы Миронову, но тот не отвечал. Он упорно молчал. Несколькими метрами правее располагалась аллея с фонарями. Это было незнакомое кладбище, и уже это пугало. Желая снова попробовать обратиться к Миронову, Сеня повернулся к нему и заметил, что и он, и Егор Макарович смотрят куда-то в сторону, больше на соседнюю могилу, чем на ту, в которой похоронен сын начальника. Арсений пригляделся, ему понадобилось еще несколько секунд, чтобы разглядеть хоть что-то в этой мгле. Там был свежий крест, на котором значилось его имя — полное имя Арсения и… дата смерти. Не успел он хоть что-то осознать и толком напугаться, как из темноты раздался протяжный вой. Он не был похож на волчий или какой-нибудь другой. Это был целый стонущий хор, который перешел в отрывистое подвывание, больше похожее на смех гиены. Этот звук окружал троих людей, стоящих среди могил, и, постепенно усиливаясь, приближался.
— Что это? — испуганно спросил Арсений у Миронова. Но Виктор Демьянович и Егор Макарович, казалось, не слышали ничего. Они как завороженные смотрели на деревянный крест, торчащий из земли.
В следующий момент Сеня оказался под ближайшим фонарем и еще раз бросил взгляд на МВД и Туманова — они так и стояли неподвижно среди могил. А отрывистый инфернальный и пугающий звук между тем приближался и не сулил ничего хорошего. Через мгновение погас фонарь. Темнота пугала и, казалось, засасывала. «Спасти может только свет!» — подумал Арсений и побежал в сторону горящего фонаря. Каждый шаг давался тяжело, с неистовым усилием, будто к ногам привязали жгут или пару гирь. На преодоление крошечного расстояния до следующего фонаря ушла целая вечность, и, когда Сеня оказался под ним, тот тоже погас. Звук воя или какого-то дьявольского смеха врезался в уши и мозг, он капал раскаленным воском на самые чувствительные участки кожи. Взяв себя в руки и собрав в кулак всю свою решимость, Арсений двинулся к следующему фонарю. Ему казалось, что он бежит во весь опор, но до фонаря оставалось еще по меньшей мере метров двадцать, а звук приближался с удвоенной скоростью. Тот, кто являлся источником этого воя-смеха, был быстрее и нагонял Арсения — еще чуть-чуть, и схватит. «Нельзя смотреть назад! Нельзя!» — шептал себе Сеня и прилагал все свои усилия, чтобы успеть оказаться в небольшом освещенном круге. Неизвестно, кто диктовал правила этой извращенной игры, но Романов почему-то знал, что в свете безопаснее. Последний рывок, и вот он оказался у фонаря. Здесь безопасно. Надо перевести дух. За пределами светового пятна не видно было ничего, только тьма. Вдруг из нее в свет вышел человек, он полностью состоял из тени, на нем был плащ и шляпа. Не было видно никаких других деталей его фигуры или лица. Все было черное как ночь и сливалось с темнотой за пределами света. Этот человек был похож на тень, только объемную. Не говоря ни слова, этот незнакомец, как бы желая представиться, снял шляпу и поднял лицо к свету. Вместо лица белая маска. Сеня его сразу узнал. Это был убийца. Держа шляпу в одной руке, незнакомец щелкнул пальцами другой, и из темноты вышли еще шесть таких же фигур, состоящих из тьмы. Маска управляла этими тенями, как послушными солдатами. Щелкнув второй раз, убийца шагнул во тьму, а его помощники начали наступать, схватили Арсения и потащили. Фонарь погас. Романов неистово сопротивлялся. Он не знал, откуда у него появились силы, он в бешенстве расталкивал эти теперь уже невидимые в кромешной тьме тени, но и они не сдавались. Борьба продолжалась долго, как будто несколько долгих часов, так казалось Арсению, и наконец ему удалось вырваться. Когда это случилось, фонари зажглись сами собой, но свет их, пришедший на смену тьме, был в сотни или даже тысячи раз ярче. Когда глаза привыкли к нему и начали различать хоть что-то, Арсений увидел, что сидит на металлическом столе и смотрит сверху вниз на свою рану как бы со стороны. Вокруг были врачи. Они схватили его, толкнули на стол, и он ударился затылком о его край. Дикая боль разлилась по всему телу. Ощущение было такое, что кто-то с невероятной силой схватил Арсения за голову холодными руками и пытается раздавить ее, как орех, ежесекундно наращивая усилие. Боль достигла того состояния, когда Сеня смог ее увидеть. Она представляла собой распространяющиеся мигающие геометрические фигуры в белом и черном пространстве, как картины абстракционистов и конструктивистов. Когда Романов увидел все это, а боль полностью заполонила тело и он уже сам весь стал болью, наступила тьма, в которой был слышен только протяжный писк медицинского оборудования.
Дальше была темнота. Долго. Когда он открыл глаза, его ослепили безжалостный свет люминесцентных больничных ламп и улыбка Виктора Демьяновича.
— По-видимому, я в больнице, — хриплым и тихим голосом сказал Арсений.
— Да. Как спалось, хулиган? — спросил МВД, не скрывая своей радости от того, что Романов живой.
— Так, будто меня ножом ударили, — пытаясь слегка приподняться на кровати, съязвил Сеня.
— Не шевелись, — остановил его Миронов, — а то швы разойдутся. Тебе еще нужно от наркоза отойти.
