Книга Рубины для пяти сестер - Марина Болдова

Оренбург. Леон

– Так-так… Не узнаем друзей детства! Нехорошо… – Знакомый голос прозвучал так близко, что Леон вздрогнул.

Засунув руки в карманы красного пиджака, перед ним стоял Пашка Дохлов. Он совсем не изменился, лишь слегка раздавшись в плечах. На лице повисла ухмылка, больше напоминавшая оскал волка, поймавшего кролика. Леон под взглядом его холодных голубых глаз почувствовал себя неуютно.

– Паша… Рад тебя видеть, – выдавил он, отодвигаясь.

Конечно, ни о какой радости речи не шло. Со дня их последней встречи пролетели многие годы, и Леон успел вычеркнуть из своей жизни и Дохлова, и многих других, с кем вынужден был общаться в детстве. О Пашке он ничего не слышал с тех пор, как его мать получила отдельную квартиру где-то в одном из спальных районов города. И вот сейчас тот собственной персоной стоял в коридоре их старой коммуналки.

– Каким ветром тебя занесло к нам?

– А ты, я вижу, не очень-то рад нашей встрече, Леон?

– Ну почему? Пойдем ко мне, мать лежит в больнице, я один.

– А отец?

– Умер в девяносто втором. Инфаркт.

Леон не любил вспоминать, как это произошло. Он до сих пор чувствовал свою вину за смерть отца и часто повторяющиеся теперь приступы у матери. В тот год отец, отдавший заводу все свои силы и здоровье, наконец получил ордер на отдельную трехкомнатную квартиру. Но пожить в ней ему не удалось…

Леон, которому в очередной раз задержали нищенскую зарплату в проектном институте, уволился с работы и открыл кооператив по производству пряжек для сумок и ремней из отходов пластмассы. Ему казалось, он быстро окупит вложенные деньги и начнет зарабатывать на хлеб с маслом. Сумму на раскрутку, по тем временам немалую, он занял под проценты у бывшего сослуживца, хорошо поднявшегося на торговле привозными шмотками. Ко времени, когда пришла пора выплачивать долг, он не только ничего не заработал, но и задолжал за аренду и ту самую бросовую пластмассу. У кредитора, ссудившего его деньгами, оказалась крутая «крыша», бойцы которой с успехом выколачивали из несостоявшихся бизнесменов долги. Когда Леон объявил родителям, что придется отдать новую квартиру, иначе его не оставят в живых, с отцом случился сердечный приступ. Он умер по дороге в больницу. А мать с тех пор стала для Леона живым укором.

Леон ключом открыл дверь и пропустил Пашку вперед.

– Да… небогато живешь! Ничего не изменилось. – Пашка осуждающе обвел апартаменты друга детства цепким взглядом.

Леон разозлился. «Ну, конечно! Я же не ворую, как ты!» – чуть не вырвалось у него. Однако вслух обвинять Пашку поостерегся, заметив на шее Дохлова золотую цепь размером с ту, что свисала с бачка в их коммунальном туалете. Сам Леон, в своих штанцах китайского производства, почувствовал себя нищим студентом, живущим на стипендию.

– Слушай, а давай выпьем за встречу! – Дохлов полез в карман джинсов. – Слетай в «комок», купи что нужно.

И он протянул Леону тугую пачку купюр, перетянутую канцелярской резинкой.

Вроде бы так и должно быть, что за выпивкой и закуской топать ему, кандидату наук Леону Сергееву. Стоило учиться, писать диссертацию, грезить об открытиях, чтобы бежать в ларек за пойлом для бандита!

Он бросил на Дохлова полный злости взгляд. В тот момент Леон не думал о том, заметил ли Дохлов, какое впечатление произвел на друга детства. Молча взяв деньги, он вышел из комнаты.

* * *

«Здорово ж мы набрались…» Леон смотрел на спящего на диване Пашку. Во сне тот выглядел сильно постаревшим подростком с негустой порослью на щеках. Леон не мог отделаться от чувства раздражения. Встреча прошла скомканно, ему пришлось больше молчать, слушая армейские байки, каковых в запасе у Дохлова оказалось множество. Было неинтересно. Об армии он имел весьма смутное представление. Рассказывать о себе было нечего, не говорить же о своих потугах стать бизнесменом. Но Леон заметил одну странность. Дохлов ничего не говорил о том, чем занимается сейчас и где провел двадцать лет после армии. Лишь мельком упомянул Куйбышев. Было еще кое-что, насторожившее Леона. Без всякой задней мысли он спросил Пашку, не знает ли тот что-нибудь о Кате Погодиной. Незадолго до того как Дохлого забрали в армию, та с родителями уехала из города, причем никто не знал куда. Столь поспешный отъезд всей семьи не мог не вызвать сплетен. Поговаривали, якобы Катя связалась с плохой компанией. Упоминался при этом и Павел Дохлов, тогда уже прочно закрепивший за собой кличку «Дохлый», но далее каждый сочинял в меру своей фантазии. Реакция Пашки была неожиданной и непонятной: он побледнел. Не ответив ничего вразумительного, Дохлов перевел разговор на другую тему. А потом они так подналегли на водочку, что оставшаяся часть вечера прошла как в тумане.

«Скорее бы он убрался. Черт меня дернул так напиться, да еще с кем! Теперь наверняка от него не отвяжешься». Леон вышел из комнаты, плотно притворив за собой дверь.

На кухне вертелась дочка соседей, шестнадцатилетняя Вика.

– Дядя Леон, а кто это к вам приехал на такой крутой тачке? – Она кивнула на окно.

Леон выглянул во двор. Около мусорных бачков стоял «Гелентваген».

– Любопытной Варваре…

– Ну и не говорите, я у мамы спрошу. Она вчера разговаривала с вашим гостем! – Вика показала ему язык и уселась верхом на табурет, сверкнув голыми коленками. «Бесстыжая, как, впрочем, и все современные девчонки. Теперь не уйдет с кухни, будет караулить Пашку. А тому наверняка такие нравятся – молоденькие, свеженькие», – подумал он некстати. Он налил воды в чайник и поставил его на плиту. «Вот странно: Пашка мне про себя так ничего и не рассказал. Есть что скрывать, не иначе. Если сидел, что очень даже вероятно, трепаться не станет. Рожа у него бандитская. Да и такую машину на трудовые рубли не купишь», – Леон вновь выглянул в окно.

Когда он вернулся в комнату, Дохлов говорил по мобильному телефону. При виде Леона поморщился.

– Слушай, и чего мы с тобой так напились? Я не смогу сесть за руль, у меня руки до сих пор дрожат. Сейчас подъедут ребята, заберут меня.

– Ладно тебе, можно иногда расслабиться. Сколько лет не виделись. Хочешь кофе? – Леон протянул Пашке чашку с насыпанным в нее растворимым порошком.

– Давай…

Дохлый, не спеша прихлебывая горячую бурду, сквозь парок посматривал на бывшего одноклассника. «Ждет, когда я слиняю отсюда. Глаза отводит, будто боится чего. Тоже мне, вошь академическая. Живет в нищете, а нос воротит. Вот „быки“ мои удивятся, когда увидят, где и с кем я ночь провел! Стыда потом не оберешься». – И он торопливо стал натягивать рубашку.

– Я оставлю тебе визитку, звони по надобности. Контора у меня надежная, любую проблему уладим. Я в городе давно открылся, только приезжал редко и ненадолго. Теперь решил совсем перебраться.