И чем же мы отличаемся от американцев, которые, если верить автору, только дважды в год вспоминают о своих ветеранах? Ну, конечно, если не духовностью, так душевностью:
«Зато мы умеем поддерживать ветеранов морально, и не только в День Победы. Придут, скажем, к одинокому ветерану соседи, поговорят, спросят, чем помочь, посочувствуют насчет болячек. Смотришь, старику немного полегчало. В Америке, да и в Европе, общение соседей — редкий феномен.
Живет себе маньяк в Огайо с тремя похищенными девушками, а люди в соседних домах — почти стенка в стенку — знать не знают и знать не хотят, что там у соседа происходит. Считается некорректным лезть в чужую жизнь».
Наверное, многие из нас видели в американских фильмах, как соседки подносят переехавшим на новое место рядом с их домом людям пирог, испеченный специально для того, чтобы их поприветствовать. Соседи в США обычно прекрасно знают друг друга и общаются. Может быть, маньяка в Огайо и не обнаружили сразу, но вот только в США, как и во многих других западных странах человек почти всегда может рассчитывать на помощь — со стороны полицейского, со стороны социальных служб, благотворительных организаций, да что там — просто людей на улице.
В штате Иллинойс на озере Мичиган есть военно-морская база, где обучают курсантов — будущих моряков. В третий четверг ноября вся Америка отмечает «семейный» праздник — День Благодарения. Все собираются с родными, едят индейку и наслаждаются общением. Курсанты военно-морской базы часто не могут в этот день поехать домой, на другой конец страны. Одни из бедных семей, другие не хотят брать увольнительную на «длинные выходные», собираясь потом присоединить эти дни к Рождеству. И что же? Сидеть одним в казармах, когда вся страна ест индейку? Чтобы этого не произошло, была разработана программа Adopt a Sailor («Усынови моряка»). Все желающие могут приехать на базу и пригласить к себе в гости любое количество курсантов. Однажды я наблюдала, как это происходит. Выстроилась огромная очередь — чтобы получить возможность пригласить к себе в гости совершенно незнакомых юношей и девушек, люди стояли в очереди минут сорок-пятьдесят. Некоторые приглашали троих, четверых. Один человек с гордостью рассказывал, что участвует в этой программе восемнадцать лет. И вообще, к нему приезжают на День благодарения сорок родственников, приходится мебель из дома выносить, чтобы все поместились, — так что еще четыре человека погоды не сделают…
Автор статьи между тем уже перескочил на другую тему.
«Впрочем, некорректным считается в Америке многое из сферы простого здравого смысла. Например, полиция разыскивает убийцу или грабителя. По радио передают: „Полиция ищет мужчину 35-40 лет, рост примерно 5 футов 8 дюймов, одет в куртку синего цвета и голубые джинсы“. Минуточку, а какова раса этого индивидуума? Раса — табу. Хотя для розыска преступника важнее знать его расовую принадлежность, чем все остальное, вместе взятое».
Тоже очень интересное рассуждение. Оно бьет все по тому же страху перед «другими», «чужими», «мигрантами». Если в советское время на любые разговоры о том, что в Америке не так все плохо, был ответ: «Зато у них негров линчуют», то теперь, как видно, все повернулось на 180 градусов. Теперь нам намекают, что негров, то бишь афроамериканцев, покрывают. Как и мексиканцев и тому подобных «понаехавших». Потому что «раса — табу». На самом деле не раса — табу, а расизм. Поэтому в газетах предпочитают не указывать цвет кожи совершившего преступление, чтобы лишний раз не разжигать страсти, если только речь не идет, например, о преступлениях на почве расовой ненависти. А когда полиция ищет человека и обращается за помощью к общественности, то дает его подробный портрет, включая и цвет кожи.
Илья Баранкис возвращается к разговорам о российской душевности и духовности:
«Что важнее: „лучше помогите материально“ или „доброе слово и кошке приятно“? В идеале должно бы быть и то и другое. Но в реальном мире получается или-или. Американцы славятся материальной помощью нуждающимся — они самые активные в мире благотворительные жертвователи. Мы же этому только учимся, зато утешить друга, у которого горе, умеем лучше любых американцев или французов».
Понятно, что лучше подарить ветерану бутылку водки и произнести при этом добрые слова, чем обеспечить ветеранам достойную жизнь в нормальной собственной квартире. «Денег нет, но вы держитесь», — как сказал один небезызвестный персонаж. Автор меж тем продолжает рассуждать. Там, где духовность, там ведь и скрепы, традиция, старая добрая жизнь, общинность и соборность.
«Вообще мы по жизни намного меньшие индивидуалисты. То ли это у нас от дореволюционной крестьянской общины, то ли от послереволюционной всеобщей бедности, когда держались друг за друга, чтобы выжить. Сегодня наш менталитет сдвигается на Запад, вместе с ростом материального благосостояния растет индивидуализм. Жаль. Материальное — дело наживное. 150-200 лет назад Швеция была нищей крестьянской страной, народ валом валил оттуда за океан, а сегодня шведское общество богаче и справедливее американского. А вот нравственные ценности подобны аромату из парфюмерного флакона — растраченное не восстанавливается. Была на Западе семья, основанная на любви мужчины и женщины и воспитании рожденных в любви детей, а теперь этой семьи, считай, уже нет: люди десятилетиями сожительствуют без брака и без детей, каждый второй брак распадается, браком стали считать сожительство однополых особей. В России к этому относятся еще (в основном) традиционно — и слава богу. Давайте это беречь: от гомосексуальных браков не будет движения назад, к нормальной семье, — можно лишь двигаться „вперед“, к регистрации в загсе отношений человека с козой. А что? Кто-нибудь непременно будет доказывать, что такую пару тоже нельзя дискриминировать».
