Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
Из прочих, кто после Хоселито и Бельмонте подавлял своим именем и надеждами, хотя и не безусловным успехом, выделяется Марсиаль Лаланда: мастер техники, надежный, опытный, знающий, истинный тореро. Он в силах справиться со всеми быками, с любым из них покачать умелую, стоящую работу. Он уверен в себе и спокоен. За девятилетнюю карьеру успел созреть и приобрести стойкость, начал получать удовольствие от этой работы, а вовсе не страх. Более универсального и технически грамотного тореро не сыскать во всей Испании.
Валенсия II по своим возможностям и ограничениям нее такой же, каким был в самом начале, если забыть о том, что он растолстел, приобрел осмотрительность и плохо зашитую рану в уголке глаза, которая настолько изуродовала лицо, что он утратил былой задор. Его работа с плащом безупречна, он умеет показать пару-другую трюков с мулетой, но они всего лишь трюки, которые по большей части служат для защиты. В Мадриде, если сумеет собраться, то выкладывается по полной, ну а в провинции циничен, как и прежде. Его матадорская карьера почти на излете.
Есть еще два матадора, о которых я пока молчал, потому что они не вписываются в общий пейзаж упадочнической корриды, а представляют собой частные случаи.
Они оставались бы такими же в любую эпоху. Эти двоих зовут Никанор Вильялта и Ниньо де ла Пальма. Но сначала я должен объяснить, почему вообще надо уделять столько внимания частным явлениям. Хотя индивидуалы интересны, сударыня, не они делают погоду. В нашем случае, однако, все наоборот: разложение корриды как раз и привело к тому, что тон начали задавать индивидуалы. Допустим, кто-то сходил на бой быков. Ты его спрашиваешь: как звали матадоров? Если человек запомнил имена, становится в точности ясно, что это был за бой. Потому что прямо сейчас кое-какие тореро умеют делать только определенные вещи. Превратились в таких же специалистов, как врачи. В свое время, бывало, сходишь к доктору, и он тебя вылечит или хотя бы попытается. Точно так же в свое время люди ходили на бои, где матадоры были матадорами; они прошли настоящую школу подмастерьев, узнали корриду изнутри, научились в полной мере задействовать свои способности в работе с плащом, мулетой, бандерильями, — и они убивали. Нет смысла описывать здесь степень той специализации, которую достигли врачи, или говорить о самых отталкивающих и смехотворных аспектах этого явления, поскольку мы все рано или поздно с ними сталкиваемся, но человек, отправляющийся на бой быков, и не подозревает, что эта зараза — в смысле, специализация — захватила и корриду, что теперь есть матадоры, которые хороши с плащом и бесполезны во всем остальном. А зритель-то, может статься, и не разбирается в тонкостях вероник с плащом, эти движения ему в новинку, кажутся странными, вот он и решает, что все прочие действия этого конкретного матадора выражают собой сущность корриды, — и он берется о ней судить, хотя в реальности это лишь жалкая пародия на то, как надо сражаться с быками.
Чего не хватает современной корриде, так это универсального матадора, который был бы еще и артистом, чтобы спасти ее от засилья спецов, тех тореро, которые умеют делать что-то одно, причем в высшей степени замечательно, но для этого им требуется особый, чуть ли не сделанный по заказу бык: вот когда они смогут довести свое искусство до высочайшей точки, а порой и вовсе показать хотя бы что-то искусное. Чего корриде не хватает, так это бога, который изгнал бы всех полубожков. Однако ожидание мессии — дело долгое, и фальшивых пророков пруд пруди. Библия умалчивает, сколько было фальшивых пророков до Господа нашего Иисуса Христа, зато история корриды последнего десятилетия ими кишмя кишит. Именно потому, что иногда видишь фальшивых пророков в действии, важно о них знать. Нельзя понять, видел ли ты настоящую корриду, пока не узнаешь, настоящими ли были быки и матадоры.
К примеру, вы видели Никанора Вильялту. Если это случилось в Мадриде, вам могло показаться, что он великолепен, что вам досталось изумительное зрелище, а все потому, что в Мадриде он держит ступни вместе, работая с плащом и мулетой, и это лишает его гротескности, к тому же в Мадриде он убивает доблестно. Вильялта странный случай. Его шея раза в три длиннее, чем у обычного человека. Ростом метр восемьдесят, и из них львиную долю занимают ноги и шея.
Сравнивать его с жирафом тоже нельзя, потому что у жирафа шея выглядит естественно. А у Вильялты она словно растет у тебя на глазах. Как резиновая лента, только обратно не стягивается. С хлопком. А жаль. Так вот, когда человек с такой шеей держит ноги вместе, он смотрится вполне нормально; если, держа ступни вместе, он перегибается назад в поясе и наклоняет шею к быку, возникает определенный визуальный эффект, который пусть не эстетичен, но в нем хотя бы нет гротеска, зато стоит ему расставить ноги циркулем и вытянуть свои длинные руки, никакая отвага не компенсирует отчаянную смехотворность. Как-то вечером в Сан-Себастьяне, когда мы прогуливались вдоль Ла-Кончи, Вильялта говорил про свою шею на арагонском диалекте, чуть ли не детском языке, проклиная ее и жалуясь нам, что вынужден все время сосредотачиваться, все время помнить, что нельзя быть гротескным. Он изобрел своего рода гироскопический прием работы с мулетой, делая свои ненатуральные натурали, удерживая ступни вместе, с гигантской мулетой (в развернутом виде она с успехом заменила бы простыню в номере респектабельной гостиницы) в правой руке, ткань расправлена кончиком шпаги, — и вот он медленно проворачивается вместе с быком. Никто не работает с быком ближе, никто не проводит его на столь малой дистанции от себя, как Вильялта, мастер коловращения. А вот с плащом он не столь хорош — слишком быстр, слишком резок; убивая, сокращает дистанцию в один прием и сопровождает шпагу всем телом, но зачастую вместо того, чтобы опустить левую руку, позволяя быку за ней последовать и тем самым подставить жизненно важную точку между лопатками, Вильялта ослепляет его алым крылом мулеты и полагается на свой рост, чтобы перегнуться над рогами и точно, глубоко всадить шпагу. С другой стороны, порой он убивает совершенно правильно и согласно канону. В последнее время его заключительные удары стали чуть ли не классическими, к тому же с уверенным постоянством. Все, за что ни возьмется, он делает отважно и чрезвычайно самобытно, так что если видишь Никанора Вильялту, то это тоже не коррида. Однако на него имеет смысл сходить в Мадриде, где он выдает все, на что способен, и если там ему достанется бык, который позволит удерживать ноги вместе — а из шести быков только один такой, — удастся увидеть нечто странное, крайне эмоциональное и, слава богу, уникальное.
Когда смотришь на Ниньо де ла Пальма, все шансы за то, что перед тобой трусость в своей наименее привлекательной форме: с жирным огузком, преждевременно облысевшая из-за чрезмерного увлечения бриолином и досрочно впавшая в старческий маразм. Из всех юных тореро, что появились за десятилетие после первого ухода Бельмонте, как раз из-за Ниньо коррида пережила больше всего обманутых надежд и разочарований. Он начал карьеру в Малаге и держал бой на арене лишь двадцать один раз, в отличие от восьми- или даже десятилетнего ученичества у тореро старой закалки, прежде чем его объявили матадором. История знает двух великих тореро, которые стали полными матадорами в шестнадцать лет, а именно, Костильярес и Хоселито, и оттого, что они вроде как напрочь пропустили обучение и нашли «царский путь в науке», многих мальчишек слишком рано и с катастрофическими последствиями продвинули вперед. Ниньо де ла Пальма тому замечательный пример. Единственные случаи, когда была оправдана ранняя альтернатива, связаны с теми тореро, которые еще подростками несколько лет подряд сражались с быками и были выходцами из матадорских семейств, а значит, имели наставников в лице отца или братьев, их советами восполняя нехватку опыта. И даже в таких случаях успех приходил только к супергениям. Я говорю про супергениев, потому что гениален каждый матадор. Невозможно выучиться на полного матадора, как невозможно выучиться на бейсболиста высшей лиги, или оперного певца, или профессионального боксера-чемпиона. Можно научиться играть в бейсбол, боксировать или петь, но если у тебя нет определенных гениальных задатков, ты не сможешь зарабатывать на жизнь бейсболом, боксом или пением в опере. В корриде помимо этой гениальной жилки — без которой вообще никуда — дело усложняется тем, что дополнительно требуется отчаянная смелость пойти на риск ранения, а уж тем более гибели, который становится особенно зримым как раз после твоей первый раны. Каэтано Ордоньес, он же Ниньо де ла Пальма, произведенный из новильеро в матадоры весной после серии блистательных боев в Севилье, Малаге и Мадриде, в свой первый профессиональный сезон казался чуть ли не мессией, явившимся для спасения корриды.
Ознакомительная версия. Доступно 18 страниц из 89
