На равнине из костей,Посреди кольца камней,Ждут Три Испытанья, Три Кары,Три Величайших Сокровища:Одно – Вещий камень,Другое – Неисчерпаемый котел,А третье – Вьющаяся башня.Тот бард, чей голос растрогает камень, заставив его прорицать,Тот бард, чье сердце наполнит котел, чтоб накормить весь свет,Тот бард, что выкует песню из смерти,Поэзию из безумия,А ночь превратит в рассвет,Тот бард овладеет древнейшей силою речи родной.Вот каковы Три Сокровища,Три Испытания Костяной равнины.Но берегись Трех Кар:Тот бард, что не разбудит камня,Впредь будет петь камням.Тому, кто не наполнит котел,Впредь быть вечно голодным,Не обративший в поэзию ночьБудет разбит в черепки языка,И ночь его поглотит.Кто не осилит всех Трех,Впредь не найдет для себяНи голоса, ни вдохновенья,Ни отдыха, ни покоя,Ни конца дней, ни забвенья.
За первой рукописью последовало описание подвигов и злоключений бардов, осмелившихся подвергнуть себя испытаниям ради великой власти над словом и мировой славы. Лишь единицы из них, подобно Найрну, оставили след не только в поэзии, но и в истории. Большинство несчастливцев, скорее всего, было создано только затем, чтобы поведать миру о своих неудачах. Несмотря на предреченные ужасные последствия, самым благородным и чистосердечным из искателей приключений предоставлялся шанс облегчить свою участь. Они возвращались домой всего лишь с израненной памятью и получали в награду сказание, что будет расцветать новыми красками и обрастать новыми подробностями с каждым новым пересказом.
Эта рукопись была настолько стара, что Фелан листал страницы, затаив дух: как бы слова не унеслись назад, в воздух далекого века, с хлопьями шелушащегося пергамента. Писец или бард, извлекший эти стихи из народной памяти и записавший их, не счел нужным указать ни места их происхождения, ни своего имени, ни даты. Но из различных научных работ на сей предмет Фелан знал: сказание много старше этой рукописи. Само по себе оно даже не намекало на то, куда именно следует отправиться барду в поисках Костяной равнины. Но и это Фелан уже знал: это сказание он целиком заучил наизусть еще к десяти годам. Рукопись он прихватил так, на всякий случай, в надежде, что вид писанных в древности слов породит искру мысли, вспышку озарения, подтолкнет взяться за перо.
Тут-то, растянувшись на софе с обеими рукописями на груди, он, привлеченный тихим шорохом ковра, поднял взгляд и увидел отца.
Взглянув на бесценные манускрипты, Иона только крякнул и рухнул в кресло у изножья софы, лицом к Фелану. Лицо его, что вполне предсказуемо, было раздраженным и бледным, но во взгляде чувствовалось нечто необычное. Вдобавок, он был на удивление трезв – и это в разгаре дня.
– Что стряслось? – робко спросил Фелан. – Уж не убил ли ты кого-то? Или, может, чисто случайно снова женился?
– Нет.
– Нашел золотую жилу в одном из раскопов?
Иона покачал головой, поерзал в кресле, раскрыл было рот, собираясь что-то сказать, но тут же осекся.
– Этот ужин, – наконец сумел вымолвить он. – Когда он там?
От изумления Фелан вытаращил глаза.
– Какая тебе разница? И, кстати, как ты о нем узнал? Ты никогда не обращал внимания на подобные вещи.
– Не трепли мне нервы, мальчик мой. Просто ответь.
– Ответил бы, если бы знал, – вглядевшись в лицо отца, Фелан, наконец, сумел описать увиденное. – Взглянуть на тебя – ты словно призрака встретил.
– Возможно, – выдохнул Иона. – Возможно, так оно и есть.
Фелан зашевелился, поднимаясь с софы, и вовремя успел подхватить соскользнувшие с груди манускрипты. Вновь взглянув на них, Иона поднял бровь.
– Я спрятал их под школьной мантией, – поспешно сказал Фелан, – и никто не видел, что я их взял.
– Не нужно играть в благородство. От этого ты только выглядишь еще слащавее.
Не слыша в тоне отца обычной язвительности, Фелан нахмурился. Не спуская взгляда с Ионы, он сел и бережно положил манускрипты на софу рядом с собой.
– Что это был за призрак?
Иона раздраженно покачал головой, но повисший меж ними в воздухе вопрос не желал исчезать.
– Весьма гнусный осколок прошлого, – ответил он наконец. Фелан открыл было рот, но отец вскинул ладонь вверх. – Оставь это. Это мое. Я разберусь с этим сам.
– Но где же ты столкнулся с ним? – спросил Фелан. – Или с ней.
– Он ехал верхом через прибрежный парк в свите лорда Гризхолда. Я как раз проверил кое-что в Королевском музее и входил в Музей древнего оружия. Оглянулся с порога – глядь, вот он, тот самый призрак, за спиной лорда Гризхолда, весь в черном, улыбается, как солнце… Так когда там этот ужин? – настойчиво добавил он.
– Через день или два… Так, значит, мне не придется искать тебя по всему городу?
– Я буду, – пообещал Иона.
Голос его прозвучал так тоненько и сухо, что в голове Фелана разом зародилась, столпилась, зашумела целая дюжина вопросов. Он удивленно глядел на отца, внезапно проявившего такой интерес к долгому и скучному придворному ужину. Предвосхищая его любопытство, Иона потянулся к манускриптам и ловко сменил тему.
– Это чем-нибудь поможет?
– Возможно, – без особой надежды ответил Фелан. – Все остальное я уже прочел.
– А я говорил, что…
– Знаю, знаю.
– Ты взялся за дело без души, – сказал Иона, осторожно листая станицы. – Как можно найти Костяную равнину, если ничуть не желаешь этого?
– Это всего-навсего исследовательская работа, – с непривычной резкостью ответил Фелан. – Конечно, я не желаю попасть на Костяную равнину. Зачем она мне? Все, чего я хочу, – распрощаться со школой поскорее, – Иона хмыкнул, но от иных замечаний воздержался. – К тому же, я еще не читал вот этого, о Найрне. Может, хоть оно на что-то вдохновит.
