— В тебя метили? — подскочил к нему промысловик, контролирующий рыбный бизнес. — Ну, брат, в рубашке родился, киллер промахнулся с трех метров, наверное, воротник помешал, он его на верхний крючок застегнул. И ушанка была завязана под подбородком, а козырек опущен вниз. Да один черт русская хряпка видна за версту.
— Еще какие приметы надыбал? — хрипло выдавил Слонок из себя.
— Больше никаких, обыкновенное демисезонное пальто, зимние сапоги. Разве что шарф темно-коричневый, длинный, спереди завязанный.
Слонок краем глаза успел заметить патрулей, спешащих в его сторону с перекинутыми на грудь автоматами. Сзади скользил между рядами сам Хозяин с молодым помощником, громадная фигура качалась плоским маятником, загораживая широкой спиной все. Бригадир выковырнул из снега расплющенную пулю, успевшую проделать небольшую дырочку, взвесив на руке, положил на край прилавка. Прятать в карман не имело смысла, все равно отберут, если дело дойдет до следствия, как вещественное доказательство.
— Что, где и когда? — проревел старший прапорщик, похожий на Гулливера. Рявкнул погромче, поводив вокруг коротким стволом АКСа. — Быстрее соображайте, мать вашу. Время — цена жизни.
— Туда убежал, — махнул промысловик рукой за кузов машины. — Сделал два выстрела и сразу выскочил на улицу. Если бы рванул вверх, на Семашко, то я бы увидел его в прореху между стойкой забора и бортом грузовика. Думаю, подался вниз, на Буденновский и к Дону.
— Как выглядел? — навис прапорщик над свидетелем.
— Длинное темное пальто, воротник поднят, зимние сапоги, черные. Шапка-ушанка завязана под подбородком. Я бригадиру уже говорил.
— Насрать, что и кому ты болтал. Особые приметы были?
— Были, — насупился Слонок. — Расшлепанный нос, кацапский.
Прапорщик включил рацию, передал все сообщения, получив подтверждение на перехват, оставил одного бойца рядом с потерпевшим и махнул рукавицей остальным подчиненным. Те забухали армейскими ботинками в сторону выхода с территории базара. Огромная рыночная площадь с прилегающими районами за несколько минут оказалась оцепленной со всех сторон патрульными группами, состоящими из трех ментов, беспрерывно барражирующими по внутреннему и внешнему ее периметрам. Подошел начальник уголовного розыска, переговорив с бойцом, отпустил его догонять остальных. Затем осмотрел место происшествия, заметив пулю на краю прилавка, взял ее, поднес к полноватому лицу.
— Длинноствольный, твою мать, “ТТ” с глушителем, — вынес он вердикт, мгновенно и профессионально. — Боевой, армейский, уже использованный. Полосы от нарезки ствола по бокам пули сглажены.
— Подарочек от чехов, — судорожно ухмыльнулся бригадир, посмотрев на Хозяина. — Не думал, что отличусь так быстро.
— Рассказывай, — начальник уголовки придвинулся к нему вплотную. И тут-же передумал. — Не надо ничего, когда вернемся в кабинет, выложишь результаты сегодняшних проверок. А вдруг этот привет окажется не от чехов?
— А от кого еще? Пархатый с Нахичеванского, хоть и законченный паскудник, но на такую подлянку не пойдет, — сипло возразил бригадир, трогаясь за Хозяином. — У нас с ним почти мирный передел ювелирных магазинов и скупок золотого лома, он даже не догадывается, что и эти места под милицейским контролем. Думает, я хожу под вами только внутри рынка, остальное — мой беспредел.
— Тогда с какого хрена решили после Нового года стрелку забивать?
— Для порядка, поговорим и разойдемся, каждый останется при своих интересах, — просветил Слонок с одышкой. — Если не возникнет за это время новых проблем.
— Они наметились, — начальник уголовки, не сбавляя шага, приоткрыл суть дела. — Я получил указание взять под свой контроль все ювелирные по Садовой до Советской с магазином “Яблочко”.
— На Советской за “Яблочком” уже армянская зона, эти черножопые не уступят даже палатки, — набычился Слонок. — Мол, земли им выделила еще Екатерина Вторая, а теперь она стала их собственностью.
— Их собственность в Армении, и то с разрешения Российской империи, когда наши цари по просьбе тех же армян погнали оттуда османов. Иначе их бы повырезали, — чертыхнулся Хозяин. Разоткровенничался от переизбытка чувств. — Наглеют, козлы, чалтыри-малтыри, нахичевани-сраняни, все ихнее и везде гонят один фальшак. Галочки не успеваешь ставить, да на заметку брать.
— Американцы индейцев, хозяев американской земли, держат в резервациях, у нас же земли выделяют каждой бродячей своре, — подключился к разговору помощник начальника. — Видали, поставили в Нахичевани на площади Карла Маркса памятник своему чемпиону мира по борьбе? Можно подумать, что русских чемпионов уже на свете не существует. Алексеевых, там, понедельников, турищевых…
— Армяне делают правильно, а мы до сих пор хрен за мясо не считаем, — оборвал подчиненного начальник. — Вот и получаем по полной программе.
Слонок молча сопел рядом, он обдумывал свое положение, в которое влип то ли по доброй воле, то ли по наводке. Глаза, налитые страхом, шныряли беспрерывно по сторонам, выискивая в толпе граждан, одетых в обыкновенные пальто и шапки с опущенными ушами и козырьками, у которых была главная примета — расшлепанный нос, а длинный темно-коричневый шарф завязывался бы спереди. Такие изредка попадались, тогда ноги бригадира самопроизвольно подкашивались, а холодный пот полосовал обильными ручьями спину до самой задницы. Он по мобильнику успел вызвать Скирдача с бригадой шестерок, и теперь эта разношерстная компания дружно месила снег рядом.
Слонок вышел из кабинета начальника, когда рынок затопила вечерняя мгла. Засветились фонари, затеплились у корейцев свечи под стеклянными колпаками с приправами из овощей. Почти все валютчики снялись и ушли, остались самые ушлые, но как раз в этой профессии обогащаться спешить не стоило, загребущие менялы платили жизнями в два раза чаще. После разговора с Хозяином сомнений у бригадира прибавилось еще больше. Если он приписывал до этого нападение только чеченцам, то Пархатый с кодлой отморозков представлялся теперь опаснее кровожадного Асланбека. Мало того, планы на будущее меняло то, что цацками, проданными пастухом, заинтересовались на самом верху, вплоть до приближенных к губернатору области, не говоря о руководителях из УВД. Они потребовали дело раскрутить на полную катушку, и покушение, вызвав у Слонка чувство обиды, отошло на второй план. В кабинет заглядывали бойцы, приводили задержанных, но все оказывалось не тем. Надо было что-то делать, иначе могли, как в кино про войну, переступить через собственный труп.
Возле ступенек корчилась группа Скирдача, окончательно замерзшая.
— Ты не проверял место Коцы? Приходил он или нет? — повернулся Слонок к нему. — И что с ним вообще?
— Его не было, из валютчиков его тоже никто не видел, — разлепил Скирдач губы. — Наверное, решил переждать.
— Когда пройдет дебилизм у тебя и твоих гавнюков? Зачем надо было пасти Коцу? — взвился бригадир на дыбы. Резко опустил руку. — Вызнали, что снова имел сделку с пастухом, пронюхали, что и за сколько выкупил, и в сторону. Теперь спросить не с кого — ни пастуха, ни Коцы, ни Сороки.
