— Они похожи на вас, — негромко проговорил герцог. — Но не думайте, что вы нуждаетесь в украшении, когда ваши глаза напоминают те звезды, которыми мы любовались.
Беттина изумленно посмотрела на герцога, не веря, что он серьезно мог адресовать ей подобный комплимент. Но тут в салон вошла леди Дейзи, украшенная сверкающими бриллиантами, и Беттина отошла и встала рядом с отцом.
— Довольна, что оказалась здесь, девочка? — спросил он.
Ей не было нужды отвечать на этот вопрос. Да, по правде говоря, она и не нашла бы слов, чтобы выразить свои чувства. Одного взгляда на нее было достаточно, чтобы понять, что она испытывает.
Дворец, построенный хедивом меньше чем за шесть месяцев, был окружен утопавшими в цветах садами. В них был воздвигнут павильон, где за столы могли усесться одновременнотысячи человек. На высоких пальмах виселикитайские фонарики, а во всех помещениях дворца глаза слепили хрустальные люстры, выписанные из Парижа. Повсюду стояли позолоченные кресла и столики с мраморными столешницами, а висевшие на стенах картины тоже были привезены из Франции.
Гостей обслуживала целая армия официантов в алых ливреях и напудренных париках. Сэр Чарльз сказал Беттине, что в помещениях кухни к пиршеству готовились пятьсот поваров.
Каретам, в которых ехали гости, было трудно пробраться ко дворцу, потому что улицы были запружены толпами народа, собравшегося поглазеть на танцоров, жонглеров и музыкантов.
В самом дворце царила суматоха. Залы были переполнены: в них было трудно дышать, а о том, чтобы перейти с места на место, вообще не могло быть и речи.
Поначалу Беттина решила, что орденские звезды на фраке герцога просто ослепительны, но она поняла, что ошиблась, когда увидела дипломатов, буквально увешанных наградами, и вождей с усеянными драгоценными камнями рукоятками кривых сабель.
Была уже почти полночь, когда приехала императрица Евгения, показавшаяся всем еще более обворожительной в платье из вишневого атласа, расшитом бриллиантами. На ее темных волосах сверкала небольшая корона.
К счастью, герцог со своими гостями был приглашен в столовую для царственных особ, иначе им вряд ли бы удалось что-нибудь поесть или выпить: в павильоне буквально яблоку негде было упасть.
Несомненно, главной фигурой торжества был человек, с которым всем хотелось поговорить, — Фердинанд де Лессепс. Беттина подумала: в какой бы восторг пришла мадам Везари, если бы ей представилась возможность пожать герою вечера руку и поздравить его с тем, что ему удалось осуществить, — как это делали все, пришедшие на торжественный прием.
— Merci, merci, — все время повторял он. — Merci, mille fois.[4]
В свои шестьдесят четыре года он, со своими совершенно седыми волосами, больше походил на доброго дедушку, и, глядя на него, трудно было себе представить, сколько ему пришлось перестрадать и вытерпеть для того, чтобы его мечта осуществилась.
— Он почти всю свою жизнь отдал строительству канала! — негромко сказала Беттина.
Она говорила сама с собой и невольно вздрогнула от неожиданности, когда сидевший рядом с ней за столом лорд Юстес ответил ей:
— Конечно, это немалое достижение. Но, на мой взгляд, оно совершенно погублено всей этой экстравагантной роскошью. Вы знаете, что на сегодняшнем банкете было подано двадцать четыре перемены блюд? И это при том, что по крайней мере четверть всех подданных хедива страдают от недоедания!
— Да, я знаю — и это ужасно! — отозвалась Беттина, — Но только, пожалуйста, не говорите мне об этом сегодня! Я хочу запомнить, как все было красиво, полюбоваться на изумительное убранство столов, на драгоценности и наряды дам, на море цветов. А еще я хотела бы запомнить счастливое выражение, которое читается на лице месье де Лессепса!
— Хедиву будет не до улыбок, когда он поймет, что довел страну до банкротства, — жестко проговорил лорд Юстес.
Беттине было невыносимо слышать его полные желчи слова, и она повернулась к сидевшему по другую ее руку джентльмену, который осыпал ее цветистыми комплиментами и был готов соглашаться со всем, что бы она ни говорила.
Когда вечер подошел к концу — Беттине показалось, что это произошло слишком быстро, — и все вернулись на яхту, герцог сообщил, что «Юпитер» возвращается в Англию и не поплывет с тем караваном, который направится по каналу до самого Красного моря.
— В будущем нам предстоит плавать тут довольно часто, — объяснил он свое решение. — А вы уже поняли, что теперь из Англии до Индии можно будет доплыть всего за семнадцать дней, а не за четыре месяца, как раньше?
— Звучит просто фантастически! — согласился лорд Милторп. — И в то же время, боюсь, мир покажется нам очень маленьким и все это очень скоро наскучит!
— Вы пессимист, Джордж! — шутливо укорил его герцог. — Или, может, все дело в том, что вы человек ленивый и любите все делать медленно?
На это все рассмеялись. Похоже, гости герцога были рады возвратиться домой, но, когда яхта герцога повернула к Порт-Саиду, Беттина продолжала жадно смотреть на пустыню. Она молила судьбу, чтобы ей дарована была возможность еще раз вернуться в эти необыкновенные края.
На следующий день все чувствовали себя довольно усталыми, поскольку спать легли уже на рассвете. Несомненно, этим надо было объяснить то, что леди Дейзи и леди Тэтем снова начали бурно ссориться.
Скандал разразился из-за каких-то малозначащих слов, которые потом никто даже не смог вспомнить, но светские красавицы рычали друг на друга, словно две тигрицы.
После обеда Беттина незаметно выскользнула из гостиной, чтобы постоять на палубе, любуясь гаванью Суэца, в которой их яхта стояла на якоре, Теперь кораблей в ней было не так много, как в день открытия канала, но все-таки оставалось пять британских морских кораблей, которые тогда стреляли из пушек, приветствуя появление яхты императрицы Евгении.
Корабли смотрелись необычайно красиво — их огни отражались в спокойной воде гавани, но и эти огни, и огни портового города меркли по сравнению с ярким светом звезд и молодого месяца, показавшихся на небе. Картина была необычайно романтической, и Беттина пыталась представить себе, каково было бы любоваться этим зрелищем в обществе любимого человека.
«Какая она — любовь?» — гадала девушка. Та любовь, которая когда-то связывала ее родителей, та, которую она мечтала когда-нибудь найти и для себя?
Но тут она невольно содрогнулась.
Беттина понимала, что если выйдет замуж за лорда Юстеса, как того хочет ее отец, то никогда не узнает той восторженной, одухотворенной любви, которую ищет, того экстаза, который, как она была уверена, должны испытывать мужчина и женщина, прежде чем заключить брак.
«Но как я могу найти это с ним?» — безнадежно спрашивала она себя.
Сидя рядом с лордом Юстесом, пока он читал ей свои памфлеты, она испытывала инстинктивное желание отодвинуться подальше. А если он случайно дотрагивался до ее руки, она чувствовала дрожь отвращения. Как ни пыталась она подавить свою неприязнь к лорду Юстесу, все равноэто чувство не проходило.
