Атейла так старалась не дать Ролло обогнать девочку, что только к концу дистанции заметила, что граф делает то же самое. Она улыбнулась ему, подтверждая, что так и следовало поступить, а потом, когда Фелисити была далеко впереди, постаралась не дать графу обогнать себя. Она, конечно, понимала, что это бесполезно, и подумала, как позабавился бы граф, догадайся он о ее намерениях. Когда они остановили лошадей, он сказал:
— Однажды, мисс Линдсей, я выиграю у вас без поддавков.
— Благодарю, ваша светлость, — ответила Атейла, — но в таком случае, милорд, я хотела бы выбрать лошадь.
— Не хотите ли вы сказать, что справились бы с Зеленым Драконом? — усмехнулся граф.
Атейла поняла, что он говорит о своем жеребце, и ответила:
— Я в этом уверена, милорд.
Заметив, что граф не верит ей, она добавила:
— Мне приходилось, ваша светлость, хотя, возможно, вы и не поверите, ездить на арабских скакунах, а вы знаете, они самые быстрые, но и самые строптивые из лошадей.
Граф удивленно посмотрел на девушку, но, прежде чем он успел спросить ее о чем бы то ни было, Атейла подъехала к Фелисити и они направились к дому.
Граф не присоединился к ним, и, когда он исчез из виду, девушка подумала, что так и не поняла, заинтересовала она его своими словами или он решил, что она просто хочет произвести впечатление.
— Хорошо, что папа согласился прокатиться с нами, правда? — спросила Фелисити, когда они проезжали по парку.
— Да, очень, — ответила Атейла. — И теперь ты можешь попросить его снова покататься с тобой. А если ты увидишь его сегодня после обеда, скажи, что ты очень рада его возвращению домой.
— Да, скажу. И я знаю, он не пришел навестить меня не потому, что не хотел, а потому, что приезжает принц.
Атейла почувствовала, как хочется ребенку, чтобы отец уделял ей побольше внимания. Атейла вспомнила, как сама любила отца, и представила, какое важное место в жизни дочери может занять граф, если только простит ее матери их бегство три года назад.
Девушке казалось, что графиня в замке была словно певчая птичка в железной клетке. Даже если они с графом любили друг друга, жизнь вдали от людей могла показаться очень тяжелой для молоденькой чувствительной и хрупкой девушки.
Атейле хотелось бы узнать, что это был за брак, но она была слишком горда, чтобы расспрашивать слуг, хотя те были не прочь поговорить об этом.
В то же время она уже поняла, что вдова ненавидела жену графа. Во всем, что она говорила о графине, чувствовалось предубеждение.
— Это все равно что читать книгу, в которой нет половины страниц, — пробормотала девушка. — Приходится только догадываться, что там было вначале.
Она улыбнулась своим мыслям, потом подумала, как не хватает девочке матери. Ведь сама она каждую ночь, лежа в постели, чувствовала почти физическую боль от того, что отца больше не было с ней.
Казалось, замок закружило в водовороте. Все вокруг не ходили, а бегали, что-то переносили с места на место, возбужденно перекликались.
После полудня прибыли маркиз и маркиза Уик. Дженни прибежала наверх с извинениями, что в суматохе забыла переодеть Фелисити.
— Там внизу не хватает людей, мисс, — сказала она, — потому что у мисс Джонс опять болит голова.
Пожилая горничная мисс Джонс работала под началом миссис Брайерклифф. Она часто страдала от головных болей, таких сильных, что ей приходилось ложиться в постель.
— Понимаете, это значит, у меня прибавилось обязанностей, — говорила Дженни. — Ее светлость привезла с собой свою горничную, но она плохо себя чувствует после поездки, мы должны помочь ей.
— Не волнуйтесь о нас, — успокоила девушку Атейла. — Я знаю, вы хотите, чтобы прием его королевского высочества прошел как можно лучше.
— Да, мы все стараемся, — сказала Дженни. — И не забудьте, мисс, я позову вас посмотреть, когда маркиза будет спускаться к обеду и прибудет их королевское высочество.
— Звучит просто захватывающе, — улыбнулась Атейла.
Она вспомнила рассказ отца: в случае приезда гостя королевской крови хозяин сам должен встречать его у парадной двери.
— В Англии только королевские особы имеют право на такие знаки внимания, — сказал он тогда, — но в арабских странах, ты сама прекрасно знаешь, моя дорогая, хозяин встретит и проводит со всеми почестями любого, кто переступит порог его дома.
Атейла знала, что это так, и ей была приятна та вежливость с которой арабы встречали своих гостей. Если гость хвалил какую-нибудь вещь хозяина, будь то предмет искусства или красивая женщина, владелец немедленно отвечал ему:
— Это твое!
— И что потом надо действительно забирать все с собой? — спросила как-то Атейла. Ее отец рассмеялся:
— Если бы это было так, то у меня уже был бы целый гарем! Нет, ты благодаришь за подарок, а потом как бы забываешь о нем…
«Я должна посмотреть, как граф будет принимать его королевское высочество, — подумала Атейла. — Интересно, настолько ли он гостеприимен, как вождь бедуинов или шейх, который устроил в честь папиного приезда пир, где нам подавали как особый деликатес глаза овцы, зажаренной на вертеле специально для нас».
Потом она подумала, что ее мама пришла бы в ужас, узнав, что ее дочь собирается подглядывать и сравнивать. Она всегда считала это ниже своего достоинства.
— Если бы я была леди, ты была бы права, мама, — сказала Атейла, словно мать могла услышать ее. — Но я простая гувернантка, или, как сказал мне граф, платная прислуга.
Она уложила Фелисити, помолилась вместе с ней и поцеловала на ночь.
— Как вы думаете, папа поедет с нами завтра? — засыпая, спросила Фелисити.
— Ему, наверное, придется провести весь день с гостями, но, я уверена, что, когда они уедут, он прокатится с нами, если ты его попросишь.
— Я так и сделаю. А как вы думаете, папа очень удивится, если я поцелую его так, как целую вас?
— Попробуй, увидишь! Может, он и сам хочет, чтобы ты поцеловала его, но не решается говорить об этом.
Фелисити помолчала, потом сказала:
— Я бы очень хотела поцеловать папу. Все слуги считают, что он очень красивый, и я тоже.
— Вот и поцелуй его, — улыбнулась Атейла.
Она потушила свет, убедилась, что Фелисити заснула, и вышла из спальни.
В своей комнате Атейла разделась и приняла ванну. Она как раз обдумывала, какое домашнее платье из коллекции графини ей надеть, когда в дверь постучали. Это была миссис Брайерклифф.
Атейла совсем не ожидала ее увидеть, особенно сейчас, когда в доме царила такая суета.
— Я пришла сказать вам, мисс, — тяжело дыша после подъема на третий этаж, проговорила миссис Брайерклифф, — что его светлость желает, чтобы вы спустились к ужину сегодня вечером.
