Носок ботинка Бахрушина придавил ее ступню к полу.
– Давайте не станем цирк устраивать. Все мы взрослые люди и прекрасно понимаем о чем идет речь.
Бахрушин поднялся и элегантно наклонившись, поднес руку Иваницкой к губам.
– Очень рад был познакомиться. Теперь я за Бориса Ивановича спокоен, – и не давая Рублеву возразить, вышел в прихожую.
Его с Подберезским было уже не остановить.
Но стоя на пороге открытой двери, Бахрушин погрозил Комбату пальцем:
– Ты только попробуй мне завтра не позвонить Брагину!
– В гости тогда больше не приедем, – пригрозил Подберезский, при этом широко улыбаясь, чтобы Комбат не принял его слова всерьез.
– Да провалитесь вы все к чертовой матери, – вместо прощания сказал Комбат, захлопывая дверь.
– Кажется, получилось, хоть и приехали не во время, – сказал Подберезский.
– Вовремя никогда не бывает, – ответил Бахрушин.
Мужчины спустились во двор. Бахрушин постоял запрокинув голову.
– Ждете, что вам в окно на прощание помашут?
– Нет, это было бы уже слишком.
Во двор заехала машина – «вольво».
– Тихо, не вылезать, – скомандовал бритоголовый азиат, – кажется, этого парня я видел возле дома культуры. A того, который постарше, вижу впервые.
– Они уезжать собираются, подождем, – посмотрела в окно автомобиля на Бахрушина и Подберезского миловидная девушка и поправила на коленях пустую коробку от пиццы.
Машина Бахрушина отъехала.
– Ждем, они могут вернуться.
– Тот мужик точно дома, с бабой, – я во дворе с самого утра крутился.
– От нас не уйдет, теперь подготовились…
Иваницкая сидела, поджав под себя ноги, и вращала в руке надкушенное яблоко.
– У тебя хорошие друзья.
– Тебе так показалось?
– Не знаю. Я, конечно, мало с ними общалась, но хороших людей обычно видно сразу.
– Я знаю почему они тебе понравились.
– Не понимаю…
– Будь они даже самыми отъявленными мерзавцами, они бы пришлись тебе по душе, потому что заговорили о женитьбе.
Иваницкая громко рассмеялась:
– Неужели ты до сих пор не понял, что замужество меня абсолютно не интересует?
Комбат все еще настороженно смотрел на нее.
– Ты в этом уверена?
– Если бы я хотела выйти замуж, то звонила бы тебе куда чаще.
Рассмеялся и Комбат.
– Ты только не подумай, Светлана, что я к тебе плохо отношусь или подозреваю тебя в чем-то.
Но я такой человек, которому жениться противопоказано. И не потому, что мне от этого станет хуже, хуже будет тебе.
– Значит, ты все-таки хотел бы жениться на мне?
– Никогда и ни за что, – сказал Комбат, взяв ее за руки.
– Именно это я и хотела от тебя услышать, потому что ты тот человек, который не станет сидеть дома, если у него появится дело.
Женщина подалась вперед, обняла Рублева за шею и поцеловала. Затем опасливо покосилась на дверь.
– Тебе кажется, они все еще не ушли?
– Нет, но сходи на всякий случай в прихожую, проверь, не забыли ли чего.
Комбат воспринял эту просьбу всерьез, вышел и не обнаружил ничего оставленного Бахрушиным или Подберезским.
– Пусто. А если бы что и оставили, я бы выставил за дверь. В следующий раз мы даже не станем поднимать телефонную трубку, а не то что подходить к двери.
– Правильно, сперва дело, потом все остальное.
После ухода Бахрушина с Подберезским Комбат сделался мрачным. Не помогали даже улыбки Иваницкой и предвкушение близости, которой они оба желали. Рублев чувствовал, наступает перелом в его жизни. Одно дело быть вольным стрелком, а другое – податься на службу, пусть даже она очень важна и возвращает в лучшее прошлое.
Рублев то и дело словно забывал о присутствии женщины, и та начинала чувствовать себя лишней в его доме. Но уходить ей не хотелось. Не так уж часто они виделись, и не так уж много в их жизни было общих светлых дней.
Комбат легко подхватил столик, на котором стояли тарелки, бутылки, ваза с фруктами и отнес его к стеллажу. Затем, не давая подняться Иваницкой с дивана, разложил его, и его рука вновь забралась под воротник блузки.
– Кажется, нас прервали именно на этом?
– Не совсем, – отводя взгляд в сторону, ответила Светлана. – У меня было расстегнуто три пуговицы, – и женщина чуть дрожащими от нетерпения руками принялась расстегивать маленькие перламутровые пуговички на горловине блузки.
Они уже были вместе, но Светлана, как ни старалась не замечать, постоянно натыкалась взглядом на белый хвостик визитной карточки, торчащий из-за корешков книг.
Наконец она закрыла глаза и постаралась забыть о том, что ей и Комбату помешали…
Рублев проснулся моментально от короткого звонка в дверь, взглянул на часы – с того момента, как они устроились спать, прошло минут двадцать, и подумал:
«Может, Подберезский проводил Бахрушина и вернулся? Если так, открою и пошлю его к черту».
Он покосился на счастливо улыбавшуюся во сне Иваницкую. Звонок женщину не разбудил.
Комбат осторожно поднялся, натянул джинсы, майку, вышел в прихожую. Обычно он открывал дверь сразу, но сейчас не хотел тревожить Светлану.
«Если это Андрюха, пошлю его к черту, не открывая».
– Кто там?
– Пицца прибыла, – ответил приятный девичий голос.
– Я не заказывал.
– Не может быть. Возможно, ваши друзья заказали.
Рублев решил договорить на лестнице, чтобы не будить Светлану.
«Ошибка какая то…»
Он шагнул на площадку и прикрыл за собой дверь. Перед ним стояла миловидная девушка и держала в руках картонную коробку. Рублева немного насторожило то, что она боязливо обернулась.
– Распишитесь в получении, – она протянула ручку.
Комбат взял в руки коробку и только хотел черкануть на листке свою короткую подпись, как увидел боковым зрением мужчин, появившихся на площадке этажом выше. Девушка тут же отпрянула к стене.
«Вот оно что…»
Бритоголовый спускался медленно, следом за ним двигался один из тех, кто противостоял Рублеву на пустыре, под глазом у него чернел синяк.
В руках оба сжимали пистолеты. Третий мужчина, узкоглазый, поднимался снизу, тоже вооруженный.
Рублев моментально сообразил:
«Стоять у двери смертельно опасно. Надо оказаться между нападающими, чтобы они боялись перестрелять друг друга».
