Книга Лабиринт Химеры - Антон Чиж

Счастье в одиночку не ходит. Мало того, что жители Павловска были избавлены от разбоев и прочих преступлений, так ведь и пожары в городке случались исключительно редко. Пожарная команда при павловской полиции была набрана из мужчин спокойных, но вида героического. Таких, что не стыдно в оркестр посадить. Оркестр пожарных был гордостью городка и показывал столичным дачникам, что и в провинции не чужды достойных развлечений. Музыканты, блестя не столько умением, сколько начищенными шлемами, развлекали публику как могли. Это и было основным их занятием.

Если где загорался сарай или полыхал склад, пожарная команда бросалась его тушить с таким жаром, что у огня не было никаких шансов. Пожарные ездили на большой телеге, запряженной тройкой, на которой размещалась гигантская дубовая бочка с помпой. Помпу качала пара пожарных, двое других поливали из шланга, а еще четверо боролись с огнем ломом и лопатой. Командовал павловскими огнеборцами брандмейстер Булаковский.

Петр Парфенович был мужчина видный. Форма сидела на нем как влитая. Все-таки брандмейстер — лицо пожарной команды. Не имеет он права быть толстым увальнем, каким изображают брандмейстеров в либеральных карикатурах. Булаковский не только тщательно следил за блеском форменных пуговиц, но требовал неукоснительного соблюдения порядка от подчиненных. Можно сказать, что его стараниями городок, в общем, мог спать спокойно, не боясь сгореть дотла.

Этим вечером Булаковский лично проверил дежуривших в ночь по пожарной части, дав, как всегда, наказ посматривать и послушивать, где что творится. Некоторая смутная тревога копошилась в душе брандмейстера. Он видел, что друг его и начальник Сыровяткин весь день носится как угорелый, вся полиция на ногах с раннего утра, а в чем дело — непонятно, Сыровяткин молчит. Уж так и эдак пытался Булаковский разузнать причину скрытой тревоги. На него только махали, шипели и просили не лезть, куда не следует. Что, в общем, было обидно. Все-таки приятели, сколько заседаний Комитета во славу народной трезвости осилили, да и прочие случаи не вычеркнешь. А тут — такое отношение.

Булаковский понял, что дело выходит нешуточное, а раз так, надо держать ухо востро. Он решил прогуляться для очистки совести. Неторопливо идя по пустым улицам, Булаковский, к некоторому удивлению, не повстречал ни одного городового, которые обязаны были заступить на ночное дежурство. Что могло помешать постовым выполнять свои прямые обязанности, его воображения не хватало. Брандмейстер прекрасно знал, что покладистость Сыровяткина только кажущаяся. Своих подчиненных полицмейстер держит в мягком, но кулаке. Чтоб городовой не вышел на ночной пост — такое и помыслить невозможно. Однако что ни говори, а городовых не было. Булаковский нарочно дал кружок и обошел центральные улицы. Опять — никого. Объяснением такому чуду могло быть одно: приказ Сыровяткина. Что толкнуло полицмейстера на должностное преступление, было выше понимания брандмейстера и заодно подлило масло в огонек тревоги. Булаковский намерился провести тщательный обход города.

Ничто не нарушало тишины засыпающего Павловска. Брандмейстер неторопливо обходил улицы, везде царило умиротворение. Он уже начал подумывать, что беспокойство излишне, когда ноги вынесли его к градской больнице. Вернее, к улочке, которая выходила на больничный двор. Булаковский и сам бы не смог объяснить, что заставило его вглядываться в темень. Ему показалось, что у больничного флигеля происходит неясное движение. Что было довольно странно в такой час. Брандмейстер счел за лучшее подождать, не выдавая своего присутствия. И правда, в ночной тишине раздались тихие звуки, как будто кто-то спотыкался в темноте о дворовый мусор.

Булаковский сощурился, чтобы лучше разглядеть происходящее. Как вдруг вспыхнул огонек, как от серной спички. Огонек исчез, а вместо него взвились язычки пламени крохотного факела. Дальше случилось невероятное: факел взметнулся вверх и полетел. Раздался звон разбитого стекла, пламя исчезло. Где-то внутри флигеля раздался хлопок, настала тишина. Булаковский не верил, что это происходит наяву, а не во сне.

За больничным оконцем, выкрашенным белой краской, заплясали первые всполохи пожара. Булаковский не заметил, куда исчез тот, кто бросил факел. Брандмейстеру было не до того. Он думал только об одном: как быстрее, короткой дорогой, добежать до пожарной части, поднять всех по тревоге и потушить зачинавшийся пожар. В эту ночь Булаковский бежал так быстро, как никогда не бегал в жизни.