На операционных столах лежало полдюжины силуэтов, каждый размером с десятилетнего ребенка.
Они были накрыты голубыми хирургическими простынями, из-под которых с одной стороны выходили всевозможные трубки для анестезии и провода, присоединенные к таким же аппаратам искусственной вентиляции легких и мониторинговому оборудованию с разноцветными мигающими цифровыми экранами, которые я ежедневно видел у себя в операционной.
Я подошел к одному из столов и нерешительно протянул руку. Под простынями я нащупал свиные ноги с копытами — странное ощущение.
— Ну разве не фантастика! — воскликнул один из старших врачей; много лет назад он стажировался под моим началом, а недавно его назначили заведующим того самого нейрохирургического отделения, на территории которого проводился семинар. — Нигде больше не делают ничего подобного! Давайте, ребята, — обратился он к практикантам в зеленых шапочках, — наслаждайтесь!
Один из инструкторов снял простыню со свиной головы и приступил к операции. Свинья лежала на спине с вытянутой розовой шеей. Скорее всего ее даже выбрили. И хотя на вид шея отличалась от человеческой: слишком плоская и широкая — кожа выглядела во многом как у человека. Орудуя диатермическим ножом, хирург обнажил сонную артерию — одну из крупнейших артерий, ведущих к мозгу (у свиней она заметно меньше, чем у людей). Задумка состояла в том, чтобы вырезать небольшую вену и, пришив ее к артерии, искусственным путем смоделировать аневризму, которая у людей чревата смертельным кровоизлиянием. Ну а теперь можно излечить «пациента» с помощью эндоваскулярной операции: через артерию врач вводит в аневризму микроскопическую проволоку (для этого кожу в одном месте попросту протыкают), и таким образом аневризма блокируется изнутри. Альтернативный, устаревший способ лечения заключается в проведении открытой операции, когда аневризму клипируют зажимом снаружи. Сегодня при этом заболевании в подавляющем большинстве случаев используется микроскопическая проволока, но изредка по-прежнему приходится устанавливать зажим. Задача семинара — предоставить будущим хирургам возможность отработать эндоваскулярную методику на практике, не подвергая риску человеческую жизнь. Я всегда сентиментально относился к животным, и мне было жалко свиней, но я напомнил себе, что, став наглядным пособием для стажирующихся хирургов, они принесут человечеству гораздо больше пользы, чем если бы из них сделали бекон; к тому же их права были надежно защищены множеством федеральных законов.
Инструктор начал пришивать венозный трансплантат к артерии. Дело это долгое, так что я отошел к группе коллег, собравшихся в углу помещения. Стоявший среди них врач в голубой шапочке пылал энтузиазмом:
— Это просто потрясающе! Гораздо лучше, чем сохраненные в формальдегиде образцы!
Я заглянул ему через плечо. Два практиканта оперировали отрубленную человеческую голову, зафиксированную с помощью стандартного черепного зажима — такие используют большинство нейрохирургов. Два больших куска шейной кожи были сшиты вместе, образуя некое подобие культи, а из шва капала жидкость неизвестного происхождения. Если бы не обширный опыт препарирования трупов в годы обучения на медицинском факультете, думаю, после этого зрелища меня еще много ночей мучили бы кошмары. Голова в стандартном черепном зажиме — а такую картину мне довелось наблюдать тысячи раз во время операций на живых пациентах — показалась мне на редкость жуткой и отталкивающей, ведь тела при ней не было.
Итак, я присоединился к группке людей, собравшейся вокруг двух практикантов, которые под руководством инструктора проводили краниотомию: они вскрывали черепную коробку отрубленной головы, следя за происходящим через дорогостоящий операционный микроскоп. Вид оборудования, окружавшего столы, на шести из которых лежали под наркозом свиньи, а на одном — отрубленная голова, потряс меня. Всю эту аппаратуру общей стоимостью в сотни тысяч долларов производители предоставили центру бесплатно, и использовалась она исключительно для практики. Я смотрел, как практиканты неуверенно сверлили череп, как вдруг меня со спины окликнул молодой человек, к моему изумлению одетый почти как ниндзя — в абсолютно черный хирургический костюм.
— Профессор! — В его голосе звучал ярый энтузиазм, характерный для тех, кто торгует медицинским оборудованием. — Вы только взгляните на это!
Он указал на красиво разложенные миниатюрные титановые пластины, крошечные винты и разнообразные инструменты. Все они уместились на черном пластиковом подносе: каждый предмет лежал в выемке, идеально подходящей по форме. Кстати, титановые пластины предназначены для закрытия черепа после операции — в данном случае, конечно, ради практики.
— Вы уже опробовали наши новейшие электрические отвертки?
Он протянул мне изящную миниатюрную отвертку на батарейке. Полагаю, она сэкономила бы мне пять секунд и потребовала ненамного меньше усилий, чем обычные отвертки, которые я использую под конец операции, чтобы закрыть череп пациента титановой пластиной. Я принялся щелкать кнопкой включения, не переставая поражаться расточительности американской медицины.
— Как вам? — спросил торговый представитель.
— Великолепно, — ответил я, припомнив, как во время перелета в Хьюстон, перед самой посадкой, пилот по громкой связи объявил, что сейчас великолепный момент для того, чтобы посетить уборную.
Один из инструкторов, завидев меня, начал сзывать практикантов:
— Ребята! К нам пожаловал маэстро! Профессор, не могли бы вы поделиться с нами хирургическими премудростями?
Мне стало чуть неловко перед боровом, которого оперировали в соседнем отсеке.
Обрадованный тем, что мне удастся сделать что-нибудь полезное, я надел перчатки, подошел к микроскопу, поправил его и заглянул в мертвый мозг.
— У вас тут есть нейрохирургический ретрактор? — спросил я.
Очевидно, ничего подобного не было, так что я взял небольшое долото и слегка приподнял лобную долю мозга. Крови, разумеется, тоже не было, но по структуре мертвая ткань не сильно отличалась от живой.
— От формальдегида все становится жестким и плотным, да и запах отвратительный. Где они только берут эти свеженькие головы? — пробормотал я, ни к кому конкретно не обращаясь.
— Наверняка подобрали труп бродяги с улицы, — предположил кто-то.
Я рассек переднюю мозговую артерию, объясняя, как проводить резекцию (то есть удаление) прямой извилины мозга, чтобы добраться до аневризмы передней соединительной артерии.
