Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
Наконец, разводящий дубак предупредил всех о том, что время вышло и пора закругляться. Арестанты стали прощаться с близкими, а ещё через минуту-другую заключенных раскидали по боксикам-одиночкам и начали разводить по камерам.
Сидя в самом крайнем от общего коридора боксике, я не в кипеш курил, припасенную ранее сигарету (в боксиках курить не разрешалось), по привычке прислушивался к тому, как мусора клацали затворами на дверях камер, и непроизвольно считал. Как я и предполагал, последней оказалась именно моя крохотная каморка. Меня, молча, вывели и безо всяких расспросов повели в сторону хоздвора. Через несколько минут я оказался в тюремной бане.
Вид этого помещения впечатлял. При входе в глаза сразу бросалось крохотное квадратное отверстие, похожее на окно, которое было зарешёчено двумя рядами толстых прутьев, будто это был по меньшей мере бункер. В какой-то степени это сравнение было справедливым. В окне стёкол не было, И оттуда дул холодный зимний ветер. Все стены бани блестели инеем, ведь на дворе стояли крещенские морозы.
В общем, радоваться было нечему, но и отчаиваться, тоже не стоило. Я уже не раз писал, что все эти экзекуции были частью моей жизни, а тюрьма родным домом. Через какие только препоны мне не приходилось пройти за четверть века, проведённые в казематах и равелинах «нашей необъятной», лишь бы обмануть мусоров, вырулить у них то, что для нас было крайне важным, а порой и то, от чего зависела чья-то жизнь! Так что я готов был ко всему, да и сценарий был мне знаком еще с юных лет.
Здесь я, пожалуй, немного отвлекусь, чтобы рассказать к каким уловкам прибегали вертухаи, чтобы изъять у заключенного важную малявку или деньги. В первую очередь менты задавались вопросом: куда человек может спрятать ксивенку? Есть два почти верных пути её загасить: проглотить или запихнуть в «жиганский гашник». Так что, не мудрствуя лукаво, они раздевали догола свою жертву, заставляли согнуться или помогали это сделать и засовывали в задний проход заключенному железный прут с крючком на конце, а если были слишком злы на арестанта, то и обрывок колючей проволоки.
Если искомого там не оказывалось, они заставляли арестанта выпить загодя разбавленную гашеную известь и сажали его на решетку, заранее постеленную на отверстие в туалете или бане, а сами наблюдали за происходившим процессом. Представьте себе картину: голый человек сидит над толчком, покрытым мелкой сеткой, а вокруг него стоят пять-шесть попкарей разного калибра и боятся пропустить самый главный момент экзекуции: когда же, наконец, вылетит из заднего прохода малява или бандяк с копейкой? В том, что это рано или поздно произойдёт, никаких сомнений у них не было, ведь этот способ в течение не одного десятка лет был проверен на многих тысячах заключённых и всегда действовал безотказно.
Если всё же по каким-то причинам желаемый результат не достигался, то они все равно нисколько не отчаивались и тем более не смущались. С чувством выполненного долга они препровождали заключённого в его камеру, и на этом их миссия заканчивалась. Они своё дело сделали, а остальное их не касалось. Все остальное было прерогативой оперчасти.
Но в случае со мной они могли попасть впросак. Кумовья были уверены в том, что малява у меня, а значит, я её просто здорово пригасил. Они знали, с кем имели дело.
3
Козырные легавые были абсолютно правы, предполагая, что малява всё же существует. Они были уверены, что мне каким-то образом удалось не спалить её, но вот как это у меня получилось, для них, думаю, и по сей день остается загадкой. Что ж, голь на выдумки хитра…
Мусоров гораздо больше беспокоило теперь другое: как избежать всеобщего кипеша среди арестантов? В какую камеру пригасить меня на несколько дней, пока не сойдут синяки и ссадины, которые я получил при столкновении с ними, а заодно и понаблюдать, буду ли я пытаться схлестнуться с ворами?
О том, чтобы водворить меня в одну из камер большого или малого спеца – то есть в обычное место пребывания особо опасных преступников, не могло быть и речи. В то время я как раз был положенцем большого спеца и небольшого корпуса-аппендикса в придачу, а это – треть всего Бутырского централа. На малом спецу тогда парились урки. Так что сажать меня в одну из камер этих корпусов мусорам было никак нельзя.
Вариант с карцером тоже был исключен. В шестнадцати камерах этого живого склепа шла своя тюремная жизнь. Почти каждые два-три часа кого-то сажали, кого-то выпускали. Людской круговорот не прекращался круглые сутки, и утаить кого-либо из арестантов от недремлющих зэков было практически невозможно. Так что этому парчаку-режимнику Ибрагимову, который руководил тогда всей этой операцией, – нужно было или заживо замуровать меня в какой-нибудь камере, как некогда мусора замуровали старого уркагана Байко, либо найти в тюрьме хату на отшибе. В любом следственном изоляторе у легавых всегда припасено что-то на такой случай, а уж тем более в Бутырке.
Так что, в конце концов, и для меня хата нашлась. Во внутреннем дворе Бутырки, там, где находится здание санчасти и больничный стационар, стоит одноэтажный корпус, соединяющий малый спец и левое крыло централа. Здесь полоскалась вся хозобслуга Бутырки, тут же располагались кухня, хлебопекарня, склады с продовольствием и прочие службы. Все эти сооружения оказывались сзади того маленького корпуса-аппендикса из одиннадцати камер, куда мусора наконец-то определили меня после нескольких часов привычной мороки на седьмой сборке.
Сборки выполняли те же самые функции, что и боксики, только были гораздо больших размеров. Самой большой в Бутырке считалась именно седьмая сборка, куда одновременно могли поместиться до двухсот человек. Обычно больных и покалеченных сажали на несколько часов именно сюда из-за соседства с тюремной санчастью. Дверь была прорублена непосредственно в стене для того, чтобы заключенных не выводить из камеры в коридор.
С некоторых пор этот корпус пользовался дурной славой, хоть и здесь порой чалились урки. Всему виной была одна падаль по кличке Чёрный. Я слишком хорошо знал деяния этого гада, но никогда не встречался с ним. Это была старая лагерная сука, до поры до времени сухарившаяся среди бродяг, применяя всевозможные хитрости и уловки. Долгое время ему это удавалось, ведь его хозяева помогали ему во всем. Менты старались не светить этого гада по пустякам, берегли, надо думать, для чего-то более важного, более значимого для них, и однажды такой час пробил.
В первой половине девяностых годов в Бутырке собралось очень много именитых урок. Легавым необходимо было знать всё, что творилось в воровской среде. С этой целью они и запустили наседкой по воровским хатам малого спеца эту суку. Впоследствии босякам удалось вывести его на чистую воду, но, к сожалению, слишком поздно.
Ознакомительная версия. Доступно 20 страниц из 98
