— Знаем, знаем, госпожа Гратанбуль.
— Ты была в гусарском мундире, когда князь Чемизаков впервые загляделся на тебя и прислал мне пуншу в комнату швейцара.
— Как, тебе присылали пунш в квартиру театрального швейцара? Это мило, я не знала этих подробностей.
— Отчего же нет, у театральных швейцаров всегда бездна угощений, не знаю, чего там только не пьют!
— А, мы заболтались…
— Согласны ли вы, чтобы я играла роль Куршмена в гусарской форме? В таком случае, я беру ее. Согласны, содержание пьесы не изменится, явится ли Куршмен гусаром или жандармом, эта перемена оживит пьесу. Итак, решено, я играю Куршмена в платье гусара.
— Споешь ли ты арию «Король проходил»?
— Конечно, спою, иначе роль моя не имела бы надлежащего значения, беды нет, что я не могу спеть этой арии, можно переложить слова на другую музыку, которая мне по голосу.
— У кого брошюра «Дезертира»?
— Вот она.
— Теперь надо подобрать музыку… — Элодия задумалась. — Нашла! Переложу на музыку арии «Женщины, хотите ль испытать».
— Нет, не то, не пойдет!
— Слушайте же лучше эту арию. — И Альбертина начинает петь: «Король проходил, и барабан бил».
— Браво, браво. Недурно придумано!
— Только моя дочь способна на такие идеи.
— А продолжение?
— Продолжение таким же образом я подберу… Прибавлю два куплета, и довольно.
— Знаете ли, господа, мы можем поставлять на сцену много опер, изменяя их по способу, изобретенному Альбертиной.
— В самом деле, надо попробовать.
— Да, — возразила Элодия, — попробуйте какую-нибудь серьезную арию в Руане или Париже переложить на арию тру ля-ля, тру ля-ля. Посмотрите, какой вам за это букет преподнесут.
— Мы знаем, что этого нельзя делать в больших городах, но в таких захолустьях все сойдет.
— Ну, теперь переменимте, господа, название щюсы «Дезертир». Как-то слишком коротко, не произведет на афише хорошего эффекта.
— Придумай, пожалуйста, Кюшо, ты не раз изобретал нам громкие названья.
— Кажется, и я не раз оказывал вам эту ус-лугу, — заметил Монтезума.
— Ну, так замени чем-нибудь «Дезертира».
— Постойте, постойте! Я, кажется, попал на мысль, назовем «Мнимая свадьба, или Жестокие последствия ошибки». Ну что, как вам это нра-кится, и как хорошо это выражает смысл пьесы.
— Я не восторгаюсь этим названием, оно напоминает «Невинная женщина, или Варвар муж».
— В таком случае поищите лучшее, критиковать легко.
— Придумал! — восклицает Кюшо, ударяя себя по лбу, — «Расстрелянный любовник».
— Славно! Очень хорошо!
— Вот прекрасное названье!
— Принято, браво.
— Вы находите, что это хорошее название? — возразил Монтезума. — Любовника не расстреливают, а прощают в конце пьесы.
— Это ничего не значит, он все-таки был осужден на смерть.
— Неужели к нам придерутся за такую безделицу?
— Название принято, господа! Займемтесь теперь другой пьесой.
— Я предлагаю «Фретильон», — отозвалась госпожа Гратанбуль.
— Невозможно, никто из нас не играл ее…
— Исключая моей дочери. Кто превзойдет ее в роли Дежазет… У нас был бы полон театр.
— У нас даже нет брошюр.
— Надо было запастись ими вместо всего этого старья.
— Как же мы решим со второй пьесой?
— Вот вам хорошенькая пьеса, которая всегда произведет эффект, потому что в ней появляются плуты и мошенники, — это будет публике по вкусу. Дадимте «Два слова, или Ночь в лесу».
— Это не забавно, — проворчал Монтезума.
— Не забавно, потому что ты в ней не участвуешь.
— Кто же будет Розой — ей нужно только два слова сказать.
— Нетрудно выучить эту роль.
— Нет, ошибаетесь, Зинзинета, — она вся в мимике, а это нелегко.
— Я ее уже играла.
— Да, Альбертина, но ты вместо двух слов много говорила, я думала, что твоей речи не будет конца.
— Можно озаглавить пьесу не «Два слова», а «Пятнадцать слов». Это ничего не значит.
— Лучше поставить «Немая, которая говорит». Как это пикантно, как остро!
— Господа, — вмешался Анжело, занятый до сих пор Вишенкой, — если позволите, то наша новая артистка исполнит роль, в которой приходится сказать два слова. Ей легко их будет запомнить, мимике я ее выучу, а между тем она познакомится со сценой.
После непродолжительного рассуждения все согласились с предложением Анжело. Сам же он взял роль молодого француза. Госпожа Рамбур будет хозяйкой, Дюрозо — лакеем, Пуссемар, Кюшо и благородный отец соглашаются представлять разбойников, Монтезума отказывается, потому что отвергнуто его название «Дезертир».
Выбирается третья пьеса.
— Мне кажется, «Плутни Скапена», — пробормотал Гранжерал.
— А, а! У нотариуса! Гранжерал!
— Он неисправим.
— Надо спектакль закончить водевилем.
— Если станете играть «Глухого, или Полная гостиница», моя дочь знает немного роль Петрунильи.
— Оставьте нас в покое, Гратанбуль, вы сами не участвуете, и репертуар наш вас не касается.
— Ты слишком важничаешь.
— Я предлагаю вам «Аземия, или Дикие».
— Это опера в трех актах.
— В ней только одна женская роль.
— Да, но мы написали бы на афише: «Все дамы являются в костюме диких», и я вам ручаюсь, что сбор будет большой.
— Мысль эта недурна, но применим ее к другой пьесе, нам некогда «Аземия» учить.
— Не хотите ли «Приказчик и гризетка»?
— Эта пьеса слишком известна, везде, где только есть театр, ее давали.
— Ну так «Цветочница из Елисейских полей».
— Она в трех актах, слишком длинна.
— Не взять ли нам «Мещанское свиданье»?
— Да, но тут слишком много мещанства.
— Кто дает заглавие?
— Конечно, не я, — буркнул Монтезума, — вы не приняли мою «Мнимая свадьба», а между тем название это гораздо лучше, чем «Расстрелянный любовник».
— Погодите, дайте вспомнить…
— Не возьмете ли «Дача купца, торгующего дровами»?
— Можно было бы, но недостаточно игриво.
— А, нашел, нашел «Воры в шутку, или Любовь в страх».
— Недурно!
