Любжи лежал с открытыми глазами, думая, что мог умереть, так никогда и не испытав этого удовольствия. Через несколько часов он ее разбудил. Теперь он не лежал без движения, его руки исследовали ее тело, и на этот раз ему понравилось еще больше. Потом они оба уснули.
Когда на следующий день караван тронулся дальше, Руди сказал Любжи, что ночью они перешли еще одну границу и теперь находятся в Югославии.
— А как называются те холмы, покрытые снегом? — спросил Любжи.
— Издалека они, может, и похожи на холмы, — сказал Руди, — но на самом деле, это коварные Динарские горы. Моим кибиткам их не преодолеть. — Он немного помолчал и добавил: — А решительный человек мог бы попробовать.
Они шли еще три дня, ненадолго останавливаясь ночью, обходя стороной города и деревни, и наконец оказались у подножия горы.
Той ночью Любжи не спал, лежа в обнимку с Мари. Он думал о своей новой жизни и счастье, которое познал за последние несколько недель. Его одолевали сомнения — действительно ли он хочет уйти из отряда и снова остаться в одиночестве. Но если он хочет избежать смерти от рук нацистов, решил он, он должен как-то перебраться через горы к побережью, найти судно и уехать как можно дальше отсюда. Утром он оделся, пока Мари еще спала. После завтрака он обошел лагерь, пожимая руки и прощаясь со своими соотечественниками. Потом обнялся с Руди.
Мари ждала его около кибитки. Он наклонился, обнял ее и поцеловал в последний раз. Она долго стояла, прижавшись к нему. Наконец она его отпустила и передала ему большой сверток с едой. Он улыбнулся и быстро зашагал прочь от лагеря в сторону гор.
Любжи карабкался все выше и выше в гору, пока совсем не стемнело и он уже не видел ничего на расстоянии протянутой руки. Он выбрал большой камень, надеясь укрыться за ним от порывов колючего ветра, но даже, свернувшись калачиком, промерз до костей. Он провел бессонную ночь, ел приготовленную Мари еду и думал о тепле ее тела.
Едва взошло солнце, он снова тронулся в путь, изредка останавливаясь, и то лишь на несколько минут. С наступлением ночи ему начинало казаться, что свирепый ледяной ветер заморозит его до смерти, пока он будет спать. Но каждое утро он просыпался, согреваемый теплыми лучами солнца.
К концу третьего дня у него кончилась еда. Куда бы он ни посмотрел, повсюду были горы. Он уже начал жалеть, что ушел от Руди и его маленького цыганского табора.
На четвертое утро он уже еле-еле передвигал ноги: возможно, голод сделает то, что не удалось немцам. К вечеру пятого дня он просто бесцельно брел вперед, безразличный к своей судьбе. И вдруг ему показалось, что вдалеке вьется дымок. Но ему пришлось мерзнуть еще одну ночь, прежде чем мерцающие огни подтвердили то, что увидели глаза. Перед ним раскинулась деревня, а за ней виднелось море.
Спуск таит в себе немало опасностей, хотя на первый взгляд может показаться, что спускаться с гор проще, чем подниматься. Любжи несколько раз падал и не смог добраться до плоских зеленых равнин до захода солнца. На небе взошла луна, она то скрывалась за тучами, то выглядывала вновь, урывками освещая ему дорогу.
Когда Любжи добрел до края деревни, почти во всех домиках уже погас свет, но он поковылял дальше в надежде, что хоть кто-то не спит. Дойдя до первого дома, который, похоже, был частью небольшой фермы, он хотел было постучаться в дверь, но ни в одном окне не горел свет, и он передумал. Он ждал, когда луна снова появится из-за тучи, и вдруг заметил сарай в дальнем конце двора. Любжи медленно поплелся к ветхой лачуге. Куры сердито кудахтали, разбегаясь в разные стороны, и он едва не врезался в черную корову, которая вовсе не собиралась уступать дорогу чужаку. Дверь в сарай была приоткрыта. Он прокрался внутрь, рухнул на солому и провалился в глубокий сон.
Проснувшись утром, Любжи почувствовал, что не может повернуть голову; она была намертво прижата к земле. На мгновение ему показалось, что он снова в тюрьме. Он открыл глаза — над ним возвышалась огромная фигура.
Любжи поднял глаза к небу и возблагодарил своих учителей за хорошее образование, а потом объяснил мужчине, что он сбежал от немцев и перешел через горы. Фермер окинул его скептическим взглядом, потом осмотрел шрам от пули на плече Любжи. До него ферма принадлежала его отцу, и никто никогда не слышал, чтобы кто-то перебирался через эти горы.
Он отвел Любжи в дом, крепко держа вилы в руке. Жена фермера поставила на стол яичницу с беконом и тарелку с толстыми ломтями хлеба. За завтраком Любжи рассказал им — больше жестами, чем словами, — что ему пришлось пережить за последние несколько месяцев. Жена фермера смотрела с сочувствием и подкладывала ему еду на тарелку. Фермер больше молчал и по-прежнему смотрел с сомнением.
Когда Любжи закончил свой рассказ, фермер предупредил, что, по его мнению, несмотря на браваду Тито, партийного лидера, немцы скоро оккупируют Югославию. Любжи стал сомневаться, что на свете осталась хотя бы одна страна, на которую не простираются амбиции фюрера. Может, всю жизнь Любжи придется бегать от него…
— Мне нужно добраться до побережья, — сказал он. — Если я сумею сесть на корабль и пересечь океан…
— Неважно, куда ты поедешь, — перебил его фермер, — лишь бы подальше от войны. — Он вонзился зубами в яблоко. — Если они поймают тебя снова, второй раз ты уже не сбежишь. Найди судно — любое судно. Отправляйся в Америку, Мексику, Вест-Индию, хоть в Африку, — посоветовал фермер.
— Как мне добраться до ближайшего порта?
— Дубровник находится в двухстах километрах к юго-западу от нас, — говорил фермер, раскуривая трубку. — Там ты найдешь много кораблей, которые будут только счастливы убраться подальше от этой войны.
— Сейчас же пойду туда, — вскочил Любжи.
— Не торопись так, парень, — пыхнул трубкой фермер. — Немцы придут через эти горы не завтра.
Любжи снова сел за стол, а жена фермера отрезала хрустящую горбушку от буханки, намазала ее маслом и положила перед ним.
На его тарелке оставались одни крошки, когда Любжи в конце концов встал из-за стола и следом за фермером вышел из кухни. У дверей жена фермера дала ему яблок, немного сыра и хлеба, потом ее муж на своем тракторе отвез Любжи на окраину деревни. Фермер оставил его на обочине дороги, которая, по его словам, вела к побережью.
Любжи пошел по дороге, поднимая руку всякий раз, когда видел приближавшуюся машину. Но первые два часа ни один водитель — быстро он ехал или медленно — даже не взглянул в сторону Любжи. Только ближе к вечеру рядом с ним притормозила старая побитая «татра».
Любжи подбежал к машине со стороны водителя, и тот опустил стекло.
— Куда тебе? — спросил водитель.
— В Дубровник, — с улыбкой ответил Любжи.
Водитель пожал плечами, закрыл окно и, не сказав ни слова, уехал прочь.
Мимо проехали несколько тракторов, две машины и грузовик, прежде чем около него остановилась другая машина, и на тот же вопрос Любжи дал тот же ответ.
