Через несколько дней испытание продолжилось. Из Ниоля, самого холодного и отдаленного района, где условия суровы даже для животных, принесли «старый сыр». Древность этого сыра я сразу же определила по запаху. Он был не просто древний, вернее было бы сказать – палеолитический. К нему добавили другой местный сырный деликатес, название которого я не запомнила, так как в нем вообще не было гласных букв. Я до сих пор вспоминаю об этом… не буду пока давать определение. Когда мне сообщили, что в глиняном горшочке, плотно закрытом крышкой из пробкового дерева, находится смесь овечьих сыров, я чуть ли не в ладоши захлопала. Для меня это счастье – поддержать производство продуктов овцеводства! (О баранах, живущих в неблагоприятных условиях, я подумала с нежностью.) Но правда оказалась несколько иной.
В этот злосчастный горшок на протяжении лет, а может быть, и веков, бросали остатки овечьих сыров… Да, остатки… Это было помойное ведро для заплесневелых сырных корок разных сортов. В домашнем хозяйстве – незаменимая вещь. А чтобы сохранить продукты гниения, туда добавляют несколько капель самогона – «живой воды». Крепостью под сто градусов. Когда горшок открывают, в лицо ударяет взрывная смесь: при контакте содержимого с воздухом наружу вырывается невообразимый, чудовищный запах. Сам газ я определить не берусь: я не химик. Если вам повезет и вы остались живы, эту массу намазывают на толстый ломоть деревенского хлеба, и обнаруживается, что масса движется. Сама по себе. Увидев это, я захлопала ресницами, но один из местных парней пояснил, что весь смысл в полноценном питании, так как с кальцием сыра вы получаете пользу от протеина червей, и я поняла, что не могу сдаться. Я готова была прыгать от радости. Вот это и есть наполеоновское посвящение!
Я широко открыла рот, как у дантиста, примериваясь к толщине бутерброда, и откусила…
Позвольте мне не говорить об этом, это как в скорби… мне не хватает слов.
Мадам Антон осуждающе оглядела сборище мужчин, обронила следом сухую фразу по-корсикански и убрала горшок со стола. А я вновь нанесла помаду на губы и, ложась спать, брызнула духи «Мания» для мужчин прямо в рот. Чтобы возникли приятные воспоминания.
Среди мужчин хочу выделить одного, брата моего таксиста. Мадам Антон обращалась с ним иначе, чем с другими мужчинами, потому что на Корсике мужчина – это мужчина, а не ребенок-переросток, и он не меньше, чем вещь в себе. Дети на острове начинают жить после того, как им дали жизнь. Это уже хорошо, скажете вы, но результат часто бывает пустяковый, вспомните миссис Барт.
Однако ближе к делу. Этого густо заросшего щетиной человека с грубыми чертами лица звали Ангел; он сам себя так называл – Ангел Антон. В первый раз услышав его имя, я не могла удержаться от улыбки: «Привет, Ангел, а я – Иаков», и он с понимающим видом моргнул. Только на Корсике так же любят читать Библию, как и я.
Я давно уже заметила, что женщина, если она настоящая женщина, никогда не протягивает руку мужчине для пожатия, так как еще неизвестно, чем это знакомство может закончиться. Тысячи и тысячи любовников начинают с этого безобидного прикосновения. Но если я не хочу становиться любовницей именно этого мужчины? Или, наоборот, хочу, и моя рука может предательски дрогнуть, заранее раскрыв карты? Мужчины – самцы по своей природе и испытывают естественное желание заниматься любовью вплоть до глубокой старости. Женщины тоже испытывают естественные желания, но в континентальной Франции это надо скрывать. Месье Жуффа отвел глаза, когда я спросила, не хочет ли он, чтобы мы переспали, хотя сам сочился от вожделения в моем неуклюжем кресле. Вы считаете это нормальным? Я – нет. Я протестую против лицемерия, лицемерие портит мне удовольствие, но когда передо мной человек целомудренный, я понимаю и целомудрие.
Я сразу поняла, что Ангел не похож ни на своих братьев, ни на своих соседей, а мне по душе люди, не похожие ни на кого. Их мало. На земле столько людей, что нужны определенные критерии, чтобы выбрать среди них близких тебе. Основная разница между Ангелом и другими состояла в том, что он был очень серьезен и мало говорил даже по здешним меркам, хотя, мне кажется, у него все было в порядке с чувством юмора. Когда на собраниях (в деревне тоже были собрания) сталкивались мнения по поводу личности ночного браконьера или степени гражданской добродетели местного мэра, Ангел сидел молча, а потом, когда уже все заканчивалось, кротко и безмятежно заявлял: «На то у меня есть свое мнение». И страсти снова разгорались. Так как корсиканцы никогда не касаются вечных тем, над которыми человечество ломает голову на протяжении сотен лет, есть все основания полагать, что его «скороспелое» мнение оказалось бы глупостью по определению. Но в том-то и дело, что мнение свое Ангел так и не высказывал – и при этом служил катализатором общественных баталий.
За кофе, ликером и игрой в белот – все это повод посидеть за столом, и каждый день, а то и несколько раз в день к мадам Антон приходили многочисленные родственники, – Ангел тихо и, как ему казалось, незаметно смотрел на меня. Его взгляд давил в хорошем смысле слова, то есть я чувствовала силу его взгляда. И поневоле смотрела в ответ.
Внешне этот мужчина был неплох, я даже хочу сказать – красив, но с моей стороны – ни-ни, никаких поползновений. Я не посылала ему никаких сигналов, чтобы возбудить интерес. То есть я понимала, конечно, что «девушка с континента» – редкая птичка в этих краях, и надо воспользоваться ею, пока она не улетела. Но я не ощущала никакого влечения, а уж готовности и подавно, скорее, мне было приятно само созерцание с его стороны. Я чувствовала, что воздействую на него, как летнее озеро, – успокаиваю, расслабляю, хотя он по природе своей и не отличался нервностью. Но признаться, и Ангел производил на меня такое же воздействие: что-то типа расслабляющего гипноза. И я расслабилась настолько, что решила рассказать ему о своем желании усыновить барашка. Так или иначе, мне требовался соучастник. Почему-то я была уверена, что он, во-первых, умеет хранить секреты, а во-вторых, он не станет смеяться надо мной. Его светло-карие глаза так проникали в меня, что я думала: вот человек, который укажет мне тропинку, подскажет решение. Я даже не исключала, он меня отговорит, хотя это было бы рискованно.
Однажды вечером я его остановила до того, как он вошел в дом своей матери, выследив его внизу на дороге. Когда я ему сказала, что мне надо поговорить с ним, он почесал в голове и произнес:
– Тогда иди…
Мне понравилось, что он сказал «иди», хотя это было нелогично.
Ангел сел рядом со мной на скамейку у стены, где мы часто сидели с его матерью, и я все ему выложила. Он все время улыбался, но не качал головой, не осуждал, не насмехался. Когда я закончила, он спокойно и обстоятельно стал объяснять, что овцы дают выгоду при соответствующих условиях содержания и кормления. Им нужна свежая трава. И они – стадные животные. Во всем остальном – почему бы и нет? Святой человек, скажу я вам!
Что до возможной проблемы с транспортировкой барашка в Париж, Ангел отверг ее одним движением руки: «У меня есть родственник в Транспортной морской компании Корсики, это не проблема». И все же мне казалось, что это проблема, но я больше не спрашивала. По опыту я знала, что дела часто улаживаются сами по себе, без всякой логики и причины.
