— Кто вы и что вы? — спросил Фредерик.
— Я пленница, — ответил голос, — и если вы смертные, небом заклинаю, избавьте меня от власти злого джинна, который похитил меня из моего отечества и держит в этой темной уединенной пещере.
Мы отступили на несколько шагов от скалы и попытались разглядеть какое-либо отверстие или дыру. Ни малейшей неровности, ни трещины не различалось, однако, на гладкой стене возвышающегося над нами мощного обрыва.
— Госпожа, — вопросил я, — по какому признаку узнаем мы скалу, в которой вы заключены?
— Вы меня не видите? — молвила она. — Я гляжу на вас через широкую щель в устье пещеры, которое завалено камнем.
— Здесь колдовство, — сказал Фредерик.
Не успел он договорить, как облик скалы изменился полностью. Она стала грубой и неровной, а с одной стороны широко зияло отверстие пещеры. Его загораживал огромный камень, но, пока мы гадали, как удалить это весомое препятствие, он внезапно сам выпал наружу, словно от толчка незримой руки, и с грохотом покатился вниз. Фредерик протянул мне свой мушкет.
— Стой здесь, Артур, — сказал он, — пока я узнаю, что за сокровище прячется в этой мрачной шкатулке.
Скала не была неприступной, так что я не стал предлагать ему помощь. Вскорости он вернулся с дамой, чья красота превосходила все, виденное мною как до, так и после. Она являла образец роскошной смуглой прелести, грациозного величия, свойственного уроженкам более солнечных широт, чем те, где располагается Британия. Дама пылко выражала благодарность своему отважному освободителю, а тот, как я отметил, вполне осознавал драгоценность этих изъявлений.
— Прекрасная дама, — молвил принц, — желаете ли вы отправиться со мною в мой лагерь, или есть какая-нибудь часть Африки, куда я мог бы вас сопровождать?
— Я пойду с вами, — ответила она, — и поспешим удалиться, ибо вечер близок, а на закате джинн непременно возвращается. Если он обнаружит вас… О, я трепещу при мысли, что может воспоследовать!
Мы вернулись в лагерь незадолго до полуночи. Твой отец приказал немедленно раскинуть шатер для дамы и распорядился приставить к ней для услуг шесть африканок, плененных в последней схватке.
Несколько часов все было тихо. Солдаты, разбуженные нашим появлением, вскоре вернулись к заслуженному отдыху, и каждый погрузился в забвение сна. И вдруг ужасающий рев, подобный которому могла бы издать труба, призывающая на Страшный суд, сотряс небо и землю. Все выскочили из постелей и бросились наружу. Мы увидели парящий над нашим лагерем огромный бесформенный образ, окруженный призрачным красным свечением, изрыгающий пламя из того места, где можно было предположить рот.
— Это джинн, — в ужасе вскричала дама, тоже пробудившаяся ото сна, и лишилась чувств. Фредерик подхватил ее, вручил заботам прислужниц и приказал отнести обратно в шатер.
— Самонадеянный смертный, — вскричал джинн, — прими кару за воровство!
Едва он произнес, вернее, провыл эти слова, как могучий меч сверкнул в ясном лунном сиянии. Чудовище трижды очертило им круг над своей головой, и каждый взмах сопровождался шумом, подобным смерчу. И вот, вскинув руку, он приготовился вычеркнуть твоего отца из числа живущих. В этот леденящий душу миг послышался голос, громкий и отчетливый, но нежный и сладостный. Он говорил:
— Дахнаш, Дахнаш[32], троном Соломона повелеваю тебе исчезнуть!
Трижды прозвучало заклинание, и наконец гнусный джинн скрылся из виду. На его месте возникло видение женщины небывалой красоты и великолепия. Она устремилась вниз к земле и остановилась перед твоим отцом.
— Я Маймуна, — сказала она, — великая фея. При самой вашей высадке на берегах сего обширного материка по воле четырех наших Владык я взяла вас под свое покровительство и защиту. При моем содействии вы неизменно побеждали, вы избегли бесчисленных опасностей, подстерегающих вас на каждом шагу. Весь день я следила за вами в зачарованной Долине страхов, куда доселе не ступала нога смертного и не ступит впредь. Я расколдовала пещеру, где томилась жертва, и отвалила камень. Я помогла тебе взобраться на скалу и спуститься вместе с пленницей и ныне вручаю тебе ее, освобожденную, в супруги.
Фредерик пал ниц, но прежде, чем он смог выговорить слова благодарности, фея исчезла. Твой отец и Зораида (ибо таково было имя испанской дамы) сочетались по прошествии месяца. Ближайшие два года их жизнь являла картину полного благоденствия. Военные тревоги не смущали Зораиду страхом за безопасность мужа, так как в то время скипетр Ашанти держал миролюбивый Кашна[33], и вместо предательских набегов на наше поселение этот кроткий и добрый властелин заключил с нами союз. В то счастливое время родился ты, но вскоре после того, как ты узрел свет, Кашна умер, и отцовский трон занял воинственный Сай Ту Ту. Ни во что ставились теперь договоры самые священные, клятвы самые торжественные. Тщетно Фредерик прибегал к увещеваниям. Одно нападение следовало за другим, и в конце концов он вынужден был взяться за оружие ради самозащиты.
После многих битв, часть которых мы выиграли, часть проиграли, противник отступил в гористую и почти неприступную местность окрест Кумаси. Мы шли по пятам. Сперва враги избегали открытого сражения, но последовательная, продуманная тактика нашего вождя принудила их выбирать между битвой и голодной смертью. Они предпочли первое, и обе враждующие армии сошлись на равнине у Розендейлского холма.
Нет нужды описывать бой. О нем читал или слышал каждый ребенок. Твой отец явил такую степень неукротимой одухотворенной отваги, что в глазах моих превзошел уже все человеческое. Его белый плюмаж развевался там, где битва становилась кровавее и гуще. Собственными глазами видел я сотни ударов, рушащихся на него со стольких же сторон, но все они отвращались как бы незримой рукой. Наконец, когда он в двадцать первый раз повел в атаку последний эскадрон кавалерии, блистающий гребень его шлема внезапно скрылся в темном зловещем вихре. Я в ужасе наблюдал это затмение, затем рванулся туда. Руки мои обрели мощь великана. Каждый, кто дерзнул противостоять мне, был беспощадно изрублен в клочья. Через пять минут я стоял на коленях перед твоим умирающим отцом. Дыхание жизни быстро иссякало в его устах, но доспехи не были тронуты и легчайшим следом крови.
— Дорогой Фредерик, — сказал я, сжимая его смертно хладную руку, — куда ты ранен?
