— Ну это ты врёшь! А Денис? А Люта?! — говорю и прикусываю язык.
— Люшу убила я: Одна я. Она любила меня. Она ко мне пришла спасаться.
Глаза у мамы, как у отца, безумны. Ещё секунда, и она начинает задыхаться — хватает ртом воздух, давит руками грудь, а глаза наливаются кровью.
Я распахиваю все окна в доме. Ангелина Сысоевна вызывает «скорую».
Искусственное дыхание, укол.
И наконец мама, надышавшись, спит. И впервые в нашем доме настежь открыты окна. Дыши, мама! Только дыши.
Мы сидим с Ангелиной Сысоевной на диване. И я хочу сказать ей спасибо. Хочу сказать ей, что скучала о ней. Но рот словно клеем набит.
— Ты хочешь спать. Ты, наверное, тоже не спала ночь. Иди, доченька, ложись. Я покараулю ваш с мамой сон. Не волнуйся больше ни о чём, я всё сделаю.
Что это значит — «всё сделаю»? — хочу спросить, но в голове тоже клей, и в самом деле я засыпаю и сплю без сновидений.
А в это время приходит к нам Денис, и они вдвоём с Ангелиной Сысоевной убирают стёкла, выносят разбитую мебель, моют, чистят наш дом — восстанавливают его для жизни после побоища…
Глава седьмаяИнна пишет мне каждый день. Её письма — полуграмотны, но в них — вся её жизнь без меня.
В тот же день, как я уехала, Инна встретилась с Русланой.
Руслана — крупная женщина лет двадцати двух — двадцати трёх, с тяжёлой челюстью и недобрым взглядом.
— Почему ты — жертва? — спрашивает она Инну. Потому что хочешь быть жертвой. Почему ты хочешь быть жертвой? Потому что невежественна. Почему ты невежественна? Потому что не любопытна. А теперь давай посмотрим с другой стороны. Почему мужик захватил власть повсеместно? Потому что он — любопытен? Вовсе нет. Потому, что он — ленив. Работать не хочет, хочет командовать. Командовать, приказывать — это тебе не мыть пол, не стирать бельё, согнувшись в три погибели, не варить еду, не таскать тяжёлые сумки.
— Есть мужчины, которые сами всё это делают, — робко возражает Инна, вспомнив о Денисе.
— Ты правильно говоришь — «мужчины». А я говорю о мужиках. Отдельно взятые мужчины, те, у которых женская душа, тоже жертвы, их тоже используют. Обычно же правят мужики, они определяют жизнь государства, жизнь каждого из нас.
— Есть властные женщины, подавляют и детей, и мужей, — возражает Инна, вспомнив о матери.
— Вот и хорошо. Вот и правильно. Власть должна быть у женщины. И знаешь почему? Женщина не хочет воевать.
— Ещё как хочет, — перебивает Инна. — У нас в доме живёт тётя Акина. Уж она не пропустит никого, каждого обольёт грязью, а то и кулаки пустит в ход.
Руслана щурится, словно прицеливается:
— Может быть, она наводит порядок? Может, она, как и я, воюет с мужчинами?
— И с детьми, и с женщинами… для неё нет ни одного хорошего человека, никому нет пощады, терроризирует всех.
— Ну, значит, она — мужик, — уверенно говорит Руслана. — Очень даже бывает. А ты меня слушай, что скажу. Раньше мужики на земле работали, жили по-божески. А потом выродились или поубивали настоящих мужчин те, что были у власти.
— Не вяжется, — качает своим шаром-головой Инна. — А те, кого поубивали, не били жён, не командовали детьми? А разве всякий-каждый убийца плох к своей жене? Может, который и на руках носит свою бабу, и сам под каблуком у неё, и соседям, может, он делает доброе? Может, вовсе и не по его, а по жениному распоряжению убивают? Путаница у тебя, Руслана, в голове. Вот уж путаница! Зависит от человека. Я знаю очень хорошего парня, и ничего нет в нём женского.
— Это у тебя путаница, и я наведу в твоей голове порядок.
Встретились Инна с Русланой в парикмахерской. Руслана пришла стричься. Высидела очередь и попала к Инне.
— Я — мужской мастер, — сказала Инна, — сроду не подстригала женщин.
— А меня подстрижёшь. Мне нужна короткая стрижка. Похожая на дикобраза.
— Поймите, совсем разные стили.
— Мне всё равно, какой стиль, состриги патлы. А ты чего такая тощая да угрюмая, обидел кто?
Инна возьми и скажи: «Обидел».
После работы Руслана ждала Инну на улице.
— Мы идём ко мне есть пельмени. Отказа не принимаю.
— Отказа не будет, — легко согласилась Инна, не желая возвращаться в свою пустую комнату.
И вот они обе — разъярены.
— Я хочу открыть тебе смысл жизни! — кричит Руслана.
— Какой ещё смысл?
— Ты очень тёмная девочка. Не читаешь, не думаешь. Только и знаешь — щёлкать ножницами да жрать.
— Ты что оскорбляешь меня?
— Я не оскорбляю, я тебе открываю глаза. Жизнь должна иметь смысл.
— Ну и какой смысл у тебя? Воевать с мужиками?
— Всех под корень. Я — мститель. И тебя сделаю мстителем. Слыхала про амазонок? Вполне можно жить без мужиков.
— А кого я буду подстригать? Я — мужской мастер.
— Переучишься и будешь стричь женщин. Женщин на свете много, только стриги!
— Зачем тогда стричь их? — спрашивает Инна. — Им красота нужна для мужиков. И как они будут жить без мужиков?
— Ты, Инна, — тёмная дура. Думаешь, женщины не могут удовлетворить друг друга? И вообще женщины уже давно борются за свои права — хотят сами решать дела государства и личную жизнь. Ты слышала что-нибудь о женском движении? Вождём должна быть женщина, тогда не будет войн.
Инна хлопает глазами.
— Я не хочу быть вождём, я хочу ребёночка, и чтобы у него был отец, такой как Денис. — Она рассказывает о Денисе.
— И что же тебе помешало родить от него ребёночка?
— Да ему только шестнадцать исполнилось. Да он не мой кавалер. Я бы и на возраст не посмотрела, родила от такого. — Руслана захохотала. — Ты чего? — обиделась окончательно Инна. — Издеваешься надо мной?
— Я? Издеваюсь? Ты с ума сошла! Шестнадцать лет. Он и есть ребёночек. Он ещё сам беззащитен. За него самого, может, надо изо всех сил бороться. Но погоди, когда созреет… это мы ещё посмотрим, мужиком он станет или мужчиной.
— Он всех жалеет…
— Надоест.
— Он всем помогает…
— Устанет. Увидит себя и то, что надо ему. Ты, Инна, по возрасту уже взрослая, по уму — дитя. Думаешь, он таким и останется навеки? Вылезет и из него его дерьмо.
— Замолчи! — крикнула Инна. — Что же, хороших людей и нету? Одни подонки? Врёшь ты! — Инна встала и пошла к двери. — Даже слушать тебя не хочу.
