Она выбрала второе, чувствуя, что из каждой точки ее тела, к которой прикасались руки или губы мучителя, заструился к низу живота не то ручеек, не то лучик красного тепла. И его становилось все больше и больше, потому что все больше и больше становилось питавших его ручейков. А затем она почувствовала, что это тепло возвращает ее в прежнее состояние, что ее начинают слушаться руки и ноги. И она решила, что хочет и будет участвовать во всем происходящем, и, притянув его голову к себе, сама принялась его целовать. А потом она перехватила его ласковые руки, скользнувшие было по бедрам внутрь, туда…, и тронувшие уже редкие волоски внизу живота. А когда он, удивленный этим странным сопротивлением, остановился, она, приподнявшись и глядя прямо в его глаза, попросила: «Не трогай меня там руками, пожалуйста».
Валька смотрел в широко распахнутые глаза. Услышал мольбу уже немного распухших от его ласк губ: «Не трогай меня там руками, пожалуйста», – и уступил. Дальше он помнил плохо, потому что обоих снова захлестнуло безумие. Он оказался охваченный ее коленями (Господи, как это случилось?), она вновь приподнялась, и он услышал вторую просьбу: «Только чтоб мне ничего не было». Валька заверил, что он за все отвечает и ситуация полностью под контролем. Ему может не очень и поверили, но упали на подушку и закрыли глаза – будь что будет. Он поцеловал дрожащие, то ли от страха, то ли от желания, а скорее всего – и от того и от другого, ресницы и медленно двинулся вперед, раздвигая горячее и влажное лоно и вдруг… наткнулся на препятствие, услышал не то всхлип, не то сдавленный стон, увидел закушенную нижнюю губу, замер на секунду, но ее руки тут же обвили его бедра, потянули к себе и… он не остановился…
А кто бы остановился?!
То, что происходило дальше, можно описать одним единственным словом: «НЕЖНОСТЬ».
Звонил внутренний телефон.
– Григорий, – крикнул Чибисов, не отрываясь от схемы, которую тщетно, вот уже несколько часов, пытался настроить – лазерный луч не желал фокусироваться в нужном месте. Валька закончил проверять расположение элементов и, не найдя ошибки, вытащил калькулятор – проверить расчеты. Григорий, коллега и напарник по лаборатории, тронул его за плечо:
– Зайди в отдел, тебя к городскому телефону просят. В отделе ему кивнули на аппарат у дальней стены.
– Валька, привет, – раздался в трубке жизнерадостный голос Лешки Шелепина, – ты что сегодня вечером делаешь?
– Да вроде не было никаких особых планов, а что?
– Может свидимся, а то последний раз встречались, когда Любаша проездом в Москве была. Помнишь? Мы тогда еще Линку разыскали, а больше никого не успели.
– Помню, конечно, повидаться, сам знаешь, всегда рад, а что за спешка – прямо сегодня.
– Да тут тебя одна твоя старая знакомая разыскивает.
– Какая знакомая? – Валька порылся в памяти. – У какой это старой знакомой не было его рабочего телефона? Домашнего, разумеется, нет ни у кого, потому что его вообще нет.
– Специалист поварского и кулинарного дела, зовут Дашей, глаза зеленые, рост…
– Уймись, Шаляпин, толком говори.
– Давай в шесть в «Шоколаднице». У меня ностальгия по этому заведению. Я тебе там все и расскажу. История действительно – занимательная, – и он повесил трубку.
В шесть Чибисов был на месте, покрутился у входа и, не высмотрев Шелепина, решил подняться в кафе. Лешка с чашечкой кофе в руках ждал его за столиком.
Протянув ему руку, Валька огляделся:
– А здесь почти ничего не изменилось!
– Да, отозвался Лешка, подновили немного, а так, прямо как тогда, помнишь, я тебя сюда затащил, когда с Женькой познакомился, а ты мне тогда впервые про «поварешек» рассказал, – он вытащил пачку сигарет и они закурили.
– Блинчики и шоколад? Традицию нарушать не будем, если уж у тебя такая ностальгия, – Валька улыбнулся, – и я заплачу.
– Ну уж нет, – запротестовал Шелепин, – за основное блюдо я плачу сам, а вот кофе с коньяком сегодня с тебя: ибо рассказывать буду я.
– Почему это с коньяком, – притворно насторожился Чибисов, – в прошлый раз с ликером было. Неужели твоя история круче моей.
– Нет, не круче, просто она про конкретного человека, который точно стоит коньяка.
– Слушай, – Валька подергал себя за ухо, – раз уж мы здесь и ты сам про нее вспомнил – чем кончилась эта история с Женей. Так ее звали?
– Почему звали – и сейчас зовут, мы с ней иногда созваниваемся. Она лучшая подруга моей сестры. Они одногодки. Но только, – Лешка расхохотался, – за эту историю я требую еще один кофе, пусть будет с ликером.
– Как одногодки? Наташка ведь младше тебя на пять лет.
– Почти на шесть. Вот-вот, в этом-то все дело и было. Помнишь, я познакомился с Женей в кафе, и она попросила себя поцеловать. Мне это не понравилось. Я проводил ее домой и дал понять, что больше встречаться с ней не намерен. Но у меня остался ее телефон.
После разговора с тобой я перебрал в памяти нашу встречу и увидел, что со мной будто две разные девушки были: одна – совсем юная и невинная, а вторая сама на шею бросалась. Тут я вспомнил, как моя Наташка, ей четырнадцать было, на какой-то фильм «до шестнадцати» бегала. Стащила у матери губную помаду, тушь и тени. Разрисовалась вся и еще меня спрашивала, выглядит она на шестнадцать или нет. И меня осенило – со мной познакомилась малолетка, которая изо всех сил выдавала себя за взрослую.
Я позвонил ей и назначил встречу в том же кафе. Заказал что-то нейтральное: кофе, орешки или пирожные, не помню точно, она расслабилась, и тут я попросил официанта принести два коньяка. Когда она услышала про коньяк, то явно перепугалась, причем так забавно! Знаешь, это как ребенок, гуляя с мамой натыкается на собаку и, повторяя «я не боюсь, я не боюсь», пятится, пытаясь спрятаться за мамину спину. Меня такой смех разобрал! Я ее прямо и спросил: «Сколько тебе лет, ребенок?» Она, с перепугу, видимо, настаивала, что ей восемнадцать. Тогда я повел ее к себе домой, сказав, что она мне очень нравится и я хочу познакомить ее с родителями. Дома завел в ванную, якобы руки вымыть, включил воду, а потом наклонил ее к раковине, зачерпнул пригоршню воды и размазал тушь по лицу. Пришлось ей, несчастной, умываться, а когда она всю штукатурку с себя смыла и глянула в зеркало, то и сама все поняла. Тут Наташка выползла из своей комнаты – узнать, что за шум. Ну я и подарил Женьку ей.
Валька уже давно трясся от хохота:
– И что, сестренка не поинтересовалась, где ты ее взял?
– Ну, это была бы не Наташка – конечно, поинтересовалась.
– И?
– Я честно рассказал, как дело было – сказал, что она перепачкала лицо краской, боялась в таком виде домой идти и я привел ее к нам умыться. Какой именно краской, правда, не уточнил. Короче, пока я чай обеим заваривал, они уже подружились.
Валька чуть под стол не сполз. А Лешка невозмутимо продолжал:
