— У тебя руки чешутся врезать ему кулаком по зубам, да? — сказал Ральф.
— С чего бы мне делать это? Этот сукин сын вот-вот сделает меня очень состоятельным человеком.
— Потому что внутри твоей здоровенной пустой груди все же бьется человеческое сердце. Я часто подозревал, что оно есть там, хотя отказывался поверить, потому что не слишком тебя жалую. Но знаешь, надо признать, мы с тобой во многом похожи. Когда я вернулся из Америки, то был самым холодным, расчетливым и гнусным ублюдком из всех, кого знал. Но это было до встречи с Эстер. Ты чувствуешь себя виноватым?
— Да.
— Хорошо. Это значит, есть надежда, что Эмма простит тебя. А я подозреваю, что простит. Она как-то не показалась мне злопамятной, мелочной женщиной. Если б это было так, полагаю, отец Хью уже давно ощутил бы действие суровой руки закона. Кто знает, может, ты, в конце концов, и будешь счастлив.
В этот момент что-то с силой ударилось о ногу Алана. Он взглянул вниз и обнаружил Хью, взирающего на него своими широко распахнутыми зелеными глазенками.
Ральф засмеялся.
— В чем дело, папа? У тебя такой вид, будто ты никогда не видел детей. Держу пари, он не кусается.
— Ты уверен?
— Похоже, ты ему нравишься, Мердок. Чего ты боишься?
— Я слышал, что дети непредсказуемы.
— Поскольку ты сам так и не повзрослел, думаю, вы отлично поладите.
Алан удивленно посмотрел в сторону Ральфа. Тот лишь рассмеялся.
Опустившись на колено, Алан изобразил улыбку для малыша. Что там говорят четырехлетнему ребенку?
Хью пробормотал что-то, потом опустил глаза.
Алан наклонился ниже и пристально вгляделся в маленькое личико:
— Я не расслышал, что ты сказал.
Мальчик робко приподнял подбородок и прошептал:
— Мама из-за тебя плакала.
— Мне жаль. Я не хотел.
— Но она плакала.
Сделав глубокий вдох, Алан взглянул на Ральфа, который наблюдал за ним и мальчиком. Его взгляд говорил: «Выйди из этого положения достойно».
— Хью, — начал он, — я просто уверен, что все мы будем счастливы в Шеридан-холле. — Он приподнял подбородок мальчика. — Может, мы когда-нибудь покатаемся верхом. Или я покажу тебе несколько потайных местечек, где я, бывало, прятался и играл, когда был маленьким.
Глазенки мальчика заискрились любопытством.
— Потайные места?
— Укромные комнаты, где я воображал себя королем замка в окружении рыцарей в сияющих доспехах.
— Моя мама говорила, что однажды приедет доблестный рыцарь и заберет нас от дедушки и тети Риты. — Сморщив свой маленький носик и скривив набок розовые губки, он прошептал: — Они меня не очень любят.
Ральф перестал улыбаться.
Алан положил руку на плечо мальчика и ощутил, что в душе у него возникло какое-то неясное чувство. Чувство гнева. Даже не гнева, а ярости. Волнения. Смущения. Сочувствия, окутанного болезненной пеленой понимания.
Внезапно глазки Хью округлились, радость осветила лицо.
— Только мы получили кое-кого получше, чем рыцарь, правда, сэр? Самого короля!
Хью помчался по коридору, словно на крыльях.
— Очень мило, — заметил граф Шеридан. — Удивительно будет обнаружить, что дети любят тебя. Или — еще удивительнее, — что ты любишь детей.
— Дети любят меня? Ты шутишь, Ральф. Мы оба знаем, что я из тех, от кого дети в страхе бегут, как от чумы.
— Он и убежал. Но не от страха. Я действительно верю, что ты сделаешь мистера Хьюго очень и очень счастливым. Подозреваю, что сегодня во сне он будет побеждать драконов и спасать прекрасных дам.
Алан поднялся и удивился странному выражению на лице Ральфа. Граф глядел на него с оттенком любопытства и еще чего-то такого, чего Алан не смог разобрать.
Поездка домой длилась, казалось, целую вечность. Дорогу развезло, да и пейзаж не отличался разнообразием. Но Эмма не отрывала взгляда от окна, делая вид, что любуется монотонной картиной местности, хотя нервы ее были напряжены до предела.
Алан распорядился, чтобы Хью и Дорис ехали в другой карете, подчеркнув с несколько язвительной улыбкой, что сегодня как-никак день его свадьбы. В конце концов, новобрачные имеют право на уединение. Когда кучер открыл дверцу и подал Эмме руку, она осторожно спустилась и оглянулась, ища взглядом карету с сыном.
— Они подъедут позже, — сообщил Шеридан, стоявший позади нее.
Молли встретила их в дверях, как обычно, непричесанная, неряшливая и недовольная. Она взяла плащ у Эммы, затем повернулась к Алану:
— Я приготовила на ужин пирожки с мясом и чай. Думаю, вам на двоих хватит. Надеюсь, вы любите пирожки с мясом, ведь ничего другого я стряпать не умею. Не больно-то люблю стряпать, да и не для этого меня нанимали.
— Уверена, они мне понравятся, мисс…
— Кукс, — отозвалась Молли.
— Мисс Кукс. И можете не беспокоиться, что нам не хватит. Я не очень голодна.
— Как угодно.
Молли отвернулась.
— Мисс Кукс, — позвала Эмма.
— Чего вам? — буркнула Молли, не оглядываясь и не замедляя шага.
— Мисс Кукс.
Молли остановилась и оглянулась, нахмурившись.
— Я вас еще не отпустила, — подчеркнула Эмма.
Недоумение промелькнуло на лице служанки. Шеридан наблюдал за ними, стоя со скрещенными на груди руками и поднятой бровью.
— До тех пор пока я не найду повара, будьте добры согласовывать со мной меню на весь день. Насколько мне известно, первоклассный повар-француз только что уволился из поместья в Стретсоне. Завтра я напишу ему.
— Угу, — буркнула Молли. — Это все? — добавила она с ноткой сарказма.
Эмма кивнула, и служанка удалилась, бормоча что-то себе под нос и волоча плащ Алана по полу.
— Вижу, вы с Молли чудно поладите.
Шеридан стоял в полутьме, и свет от факела на стене образовывал тени на его волосах и плечах. Весь вестибюль казался жутко мрачным и холодным.
— Боюсь, ваша челядь обленилась, сэр.
— Молли и есть вся моя челядь.
— Значит, я постараюсь исправить эту ситуацию как можно быстрее.
Глаза Алана сузились, рот скривился. Эмма подумала, не слишком ли далеко она зашла, но потом решила, что нет.
— Что ж, за это стоит выпить. Идем, я угощу тебя стаканчиком, Эмма.
Она пошла за Аланом по галерее до небольшой комнаты, выходящей окнами на запад.
— Пожалуйста, садись, — сказал он ей, открыл шкафчик с напитками и налил им обоим немного бренди.
