Я представила себе Маргарет, сидящую за этим столом. Ее светлые волосы рассыпались по плечам, она рассказывает своей гувернантке о том, что влюбилась. Я отчетливо видела ее лицо и покатые плечи, едва прикрытые голубым шифоном. Затем мне представилась окутанная сумерками галерея, неясные очертания высоких окон и Маргарет, выходящая из рамы на стене в поисках возлюбленного. Очень милая легенда! Интересно, может, она и в классную комнату заглядывает?
Я стояла у пышных красных портьер, когда в коридоре раздались шаги. Мое сердце бешено заколотилось, хотя это, наверное, объяснялось тем, что я думала о Маргарет. Меня охватило странное тревожное чувство. Шаги приближались очень медленно. Я уставилась на дверь. Ручка повернулась, и дверь распахнулась, но никто не вошел. Инстинктивно отпрянув, я спряталась за портьеру и тут же рассмеялась над своими страхами. Это была всего лишь служанка, Эллен, а шла она так медленно потому, что несла большую коричневую вазу с хризантемами. Ваза была керамической, а значит, очень тяжелой.
Она уже хотела поставить вазу на стол, когда я вышла из-за портьеры. Она обернулась, вскрикнула и выронила вазу. Ее лицо было белым как мел, а глаза округлились от ужаса.
— Эллен! — воскликнула я. — Что случилось?
Девушка продолжала молча смотреть на меня. Потом узнала меня, и мертвенная бледность сменилась ярким румянцем.
— Я думала… — запинаясь, начала она. — О Господи, мисс Сэйра, я подумала, что вы — привидение.
Я засмеялась, но тут же напомнила себе, что несколько мгновений назад сама шарахнулась за штору.
— Кухарка говорила, что сюда она тоже может войти, ведь здесь они впервые увидели друг друга… так говорит кухарка. Я не знаю, мисс Сэйра, но я приняла вас за нее… Кухарка тоже говорит, что вы — вылитая она.
— В этом нет ничего удивительного, Эллен, — улыбнулась я. — Потому что, если ты говоришь о Маргарет, она была моей тетей. Давай лучше соберем эти осколки.
— Меня будут ругать, мисс. Смотрите, я разбила большую вазу.
— Я скажу, что это из-за меня.
— Правда, мисс? Но ведь это и в самом деле вы меня напутали.
Я положила руку ей на плечо. Она все еще дрожала.
— Я не люблю заходить сюда одна, — призналась она. — К тому же сегодня день какой-то странный… Темно, так и кажется, что вот-вот начнется гроза. Правда, сюда заходить не так страшно, как на галерею, но здесь мне тоже не нравится.
— Беги за совком, — скомандовала я. — И тряпку не забудь прихватить. Принеси другую вазу, и мы поставим в нее цветы. Наверное, они предназначены для гувернантки.
— Хозяйка велела поставить их здесь. Она говорит, что гувернантка — настоящая леди. Просто ей не повезло…
— Верно. А теперь давай скорее уберем эту лужу, чтобы леди смогла сюда войти.
Она убежала, немало ободренная тем, что встретила в классной комнате не Маргарет, а Сэйру, которая к тому же пообещала взять на себя вину за разбитую вазу.
Как странно, думала я, что воспоминания о Маргарет до сих пор не дают никому покоя. Как будто с ее смертью связана какая-то загадка.
Вскоре вернулась Эллен и принялась вытирать лужу и собирать осколки, а я взяла у нее вазу и поставила в нее цветы.
— Ну вот, — улыбнулась я Эллен, — с цветами намного веселее, верно?
Она обвела взглядом комнату, и я поняла, что для нее это не просто комната, а комната с привидением, и никакие цветы не способны изменить этот факт.
Селия Хансен изо всех сил пыталась всем угодить. Иногда она вела себя настолько идеально, что мне казалось, будто она репетирует каждое свое слово и действие. Она умудрялась нравиться даже слугам, в то же время не допуская по отношению к себе ни малейшей фамильярности. Тетя Марта прониклась к ней самыми теплыми чувствами. Ведь это она решила нанять гувернантку, и она выбрала Селию Хансен. Следовательно, Селия Хансен была желанной гостьей в нашем доме. И, разумеется, Мабель разделяла точку зрения сестры насчет этого бесценного приобретения. Селия решала проблему моего образования и предпочитала держаться в тени, одновременно всячески демонстрируя благодарность хозяйкам приютившего ее дома. Одним словом, она была просто идеальной гувернанткой.
Но что удивляло меня больше всего, так это дружба Селии с мамой. То, что они немедленно привязались друг к другу, не вызывало сомнений. Оказалось, Селия весьма осведомлена обо всем, имеющем отношение к театру. Она также призналась ей, что однажды смотрела пьесу, главную героиню которой играла мама, и что ее игра навеки врезалась ей в память.
Селия в малейших подробностях знала эту пьесу в целом и роль мамы в частности. Это привело маму в восторг. Я уже давно не видела ее такой счастливой.
Кто не разделял восторгов домашних, так это я. Я держалась сдержанно и отстраненно. Возможно, меня возмущало то, что такой взрослой девушке, как я, все-таки наняли гувернантку. Возможно, я вспоминала хаотичные, но необыкновенно увлекательные уроки с Тоби, доставлявшие мне столько радости. Уроки с Селией Хансен были тривиальны и скучны.
Она также держалась настороже. Ей уже перевалило за тридцать, что в моих глазах делало ее почти старухой. Иногда мне казалось, что она выглядит старше, иногда — моложе. И еще она была полной противоположностью мне. Я была импульсивна, а Селия как будто взвешивала каждое слово, прежде чем произнести его вслух, а произнеся, внимательно следила за впечатлением, которое это слово произвело на собеседника. Наблюдая за ней, я видела, как даже ее личность меняется в зависимости от того, с кем она общается. С тетками она представляла собой образчик благопристойности. Она демонстрировала им ровно столько благодарности, чтобы они не сомневались в том, что она счастлива жить в их доме, но никогда не пыталась скрывать тот факт, что ее воспитание не уступает их собственному. Подобная позиция приводила тетю Марту в восторг. Я осторожно расспрашивала слуг, пытаясь выяснить их отношение к Селии.
— Леди… настоящая леди, — твердила Эллен. — Уж она умеет себя поставить. Кухарка говорит, что многие гувернантки любят задаваться… Ну, мисс Хансен тоже держит нос высоко… но это у нее выходит как-то само собой… ну, вы меня понимаете. Да она всем нравится…
Итак, гувернантка покорила всех, но я предпочла бы, чтобы она была хоть немного менее сдержанной. Еще мне хотелось, чтобы она не ходила по дому так тихо. Иногда я узнавала о ее присутствии, только подняв голову и встретив пристальный взгляд ее странных глаз. Я пыталась понять, что же он выражает, но мне это не удавалось. Ее глаза никогда не улыбались. Честно говоря, они очень соответствовали всем ее манерам. Затем я узнала, что она меня боится, и это заставило меня изменить отношение к ней.
Мы сидели в классной комнате и читали «Гамлета». Будучи очень добросовестной гувернанткой, она составила подобие расписания. Она собиралась учить меня математике, французской и английской грамматике, а также английской литературе. Кроме этих предметов, в расписании было рукоделие и нечто, именуемое творчеством и заключавшееся в рисовании акварелью вазы с цветами или чаши с фруктами. Она отлично вышивала, да и рисовала куда лучше меня. Она также была сильна в математике и с легкостью решала задачи о поездах, движущихся навстречу друг другу, могла определить возраст детей, чей совокупный возраст составлял столько-то лет и каждый из которых был на определенное количество лет старше или младше других детей. Я всей душой ненавидела такие задачи. Мне не было никакого дела ни до скорости поездов, ни до возраста несуществующих детей. Но во всем, что касалось французского и английского, в любом виде, особенно в виде литературы, было непонятно, кто кого должен учить.
