Успокоенный знакомым окружением, привычными запахами и звуками, Джордж почувствовал, что его стало отпускать. Теперь в спокойствии он мог подумать о предстоящем дне и разложить по полочкам проблемы, которые на него свалились.
Первая — Рудольфо. Ссора его не беспокоила: не первая и не последняя, но Рудольфо был не богат, и каким-то образом шестьсот песет должны быть ему возвращены как можно быстрее. Джордж не мог рисковать в ожидании, пока его собственные деньги будут перечислены из банка в Барселоне. Такие задержки и раньше случались, и как-то раз ему пришлось ждать почти месяц, пока пришли деньги. Однако, если они пошлют телеграмму в банк Селины, вполне возможно, что деньги придут в Сан-Антонио через три-четыре дня, и, зная это, Рудольфо будет очень рад поселить ее в своей гостинице, и, таким образом, условности будут соблюдены, и ничьи лучшие чувства, такие уязвимые в Кала-Фуэрте, не будут оскорблены.
С другой стороны, существовала Фрэнсис. Фрэнсис одолжила бы ему шестьсот песет и деньги на обратный билет для Селины, если бы Джордж мог заставить себя попросить у нее. Но для Фрэнсис деньги — это все. И если он и станет ее должником, то сделает это не ради Рудольфо и не ради девушки, которая приехала в поисках своего отца, а по собственной воле, потому что только он сам сможет оплатить этот счет.
Вдруг он заметил движение в «Каза Барко», всмотрелся и увидел, что на террасе Хуанита развешивает на веревке красно-белое одеяло с дивана, чтобы оно проветрилось. На ней были розовое платье и коричневый передник, она ушла в дом и снова появилась на террасе со щеткой, чтобы подмести остатки разбившихся прошлым вечером цветочных горшков.
Джордж гадал, как объяснить присутствие Селины в его кровати. Он всегда был очень осторожен, избегая такой ситуации, ну а что касается Хуаниты, то он не имел ни малейшего представления, как она прореагирует. Ему не по душе было обманывать ее, но, с другой стороны, он не хотел ее терять — ни по какой причине. Он мог бы сказать ей правду, но объяснение казалось таким притянутым за уши, что он сомневался, что простодушная Хуанита его проглотит. Или он мог бы сказать, что Селина — приехавшая погостить кузина, которой пришлось остаться переночевать из-за грозы. После недолгих размышлений он решил, что лучше всего придерживаться этой истории, к тому же она была более или менее правдивой. Он швырнул сигарету за борт, спустился в шлюпку и поплыл обратно к «Каза Барко».
Хуанита была на камбузе и кипятила воду для кофе.
— Buenos dias, Хуанита.
Она обернулась, сияя улыбкой.
— Buenos dias, сеньор.
Он решил сразу все выложить.
— Ты не разбудила сеньориту, когда набирала воду из колодца?
— Нет, сеньор, она все еще спит, как младенец.
Джордж сурово взглянул на Хуаниту. В ее голосе слышались лирические нотки, а в глазах блестело нечто сентиментальное. Джордж совсем не этого ожидал. Он даже не успел рассказать свою историю о гостящей кузине, а Хуанита уже смотрела на него влажными от слез глазами… но почему?
— Ты… значит, поднималась посмотреть на нее?..
— Si, сеньор, я поднялась посмотреть, не проснулась ли она. Но, сеньор, — в ее голосе послышались нотки легкого упрека, — почему вы мне никогда не говорили, что у вас есть дочь?
Джордж пошарил за спиной в поисках диванной ручки и сел на нее.
— Никогда не говорил тебе? — тупо спросил он.
— Да, вы ни слова не говорили о вашей дочке. И когда сегодня утром я прохожу через Кала-Фуэрте, а Мария мне и говорит, что в «Каза Барко» поселилась дочь сеньора, я не хотела верить. Но это оказалось правдой.
Джордж сглотнул и сказал, сделав усилие, чтобы оставаться спокойным:
— Мария рассказала тебе. А кто рассказал Марии?
— Ей рассказал Томеу.
— Томеу?
— Si, сеньор. Ее сюда привез таксист. Он проторчал много часов в баре Рудольфо, и он рассказал Росите, которая там работает, что отвез дочь сеньора Дайера в «Каза Барко». Росита рассказала Томеу, когда пошла покупать стиральный порошок, а Томеу рассказал Марии, а Мария рассказала Хуаните.
— И всем остальным в деревне, это уж точно, — по-английски пробормотал Джордж и мысленно проклял Селину.
— Сеньор?
— Ничего, Хуанита.
— Вы разве не рады, что ваша дочь здесь?
— Да, конечно рад.
— Я не знала, что сеньор женат.
Джордж секунду подумал, а потом сказал:
— Ее мать умерла.
Хуанита ужасно огорчилась:
— Сеньор, я не знала. А кто заботился о сеньорите?
— Ее бабушка… — Джордж гадал, как долго он еще будет уклоняться от правды. — Хуанита, скажи мне… Рудольфо знает, что… сеньорита моя дочь?
— Я не видела Рудольфо, сеньор.
Чайник закипел, и она налила воды в глиняный кувшин, в котором Джордж научил ее варить кофе. Пахло восхитительно, но это его не приободрило. Хуанита прикрыла кофейник крышкой и сказала:
— Сеньор, она очень красива.
— Красива? — В его голосе звучало изумление, да он и был изумлен.
— Ну конечно же, она красива. — Хуанита пронесла поднос с его завтраком мимо него на террасу. — Со мной сеньору не надо притворяться.
Он ел завтрак: апельсин, сладкая булочка и столько кофе, сколько помешалось в кофейнике. Хуанита двигалась по дому почти неслышно, лишь доносились мягкие шелестящие звуки, свидетельствовавшие о том, что она подметала. Наконец она вышла, неся в руках круглую корзину, заполненную бельем.
— Сеньорита вчера вечером сильно промокла в грозу, и я сказал ей кинуть вещи на пол в ванной.
— Si, сеньор, я нашла их.
— Постирай их как можно быстрей, Хуанита. Ей больше нечего надеть.
— Si, сеньор.
Она прошла мимо него и спустилась по ступенькам к маленькой пещере, где у нее была прачечная и где она отстирывала простыни, носки и рубашки, кипятя воду в большом баке и пользуясь куском мыла, большим и твердым, как кирпич.
В первую очередь следовало повидаться с Рудольфо. Проходя через дом, Джордж взглянул на галерею, но оттуда — ни движения, ни звука. Он молча проклял свою гостью, но не стал ее будить и вышел из дому, а так как ему страшно не хотелось открывать двери в гараж и запускать мотор, он пошел в деревню пешком.
Ему пришлось об этом пожалеть. Ибо, еще до того, как он достиг гостиницы в Кала-Фуэрте, по меньшей мере семь человек поздравили его с тем, что к нему приехала дочь. После каждой встречи Джордж немного убыстрял шаги, как будто торопился по делам большой важности, давая понять всем, что как бы ему ни хотелось остановиться и обсудить этот новый и счастливый поворот в судьбе, но ему очень некогда. Наконец он пришел к бару Рудольфо, задыхаясь и весь в поту и чувствуя себя так, как будто попал в ловушку. Он встал в дверях, тяжело дыша от усталости, и спросил: