Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
Ответом Розе стал птичий щебет, подозрительно похожий на соловьиную трель, хотя даже далекой от орнитологии городской жительнице ясно, что для соловьев сейчас не время. Ветер принес к ее ногам пригоршню сухих розовых лепестков и волну тяжелого сладкого липового аромата – надо же, а была уверена, что липы уже отцвели. Надо же, как он старомодно за мной ухаживает, – растроганно подумала Роза. – Я была не права, хороший все-таки город.
* * *
Хороший все-таки город, – думала Слава. – И вовсе не потому, что Розе не понравился. Сам по себе хороший. Я бы тут, пожалуй, с удовольствием пожила. Вот, например, в том розовом доме, в мансарде, под крышей. Хотя знаю я, конечно, эти мансарды, летом там жарко, а зимой такая холодрыга, что никакие обогреватели не спасут. Но пожить в мансарде хочется все равно, вопреки здравому смыслу. С другой стороны, а что в моей жизни ему не вопреки? Взять хотя бы эту поездку. Удивительно, впрочем, не то, что я на нее согласилась. А то, что до сих пор об этом не жалею. По крайней мере, вот прямо сейчас – точно нет.
На самом деле и правда не худшее в жизни путешествие. Из Москвы в Берлин, этаким нелепым крюком, через Псков, Нарву, Таллин, Ригу и Вильнюс. Когда бы я еще все это увидела. Роза, конечно, не подарок, но без нее я бы вряд ли вот так храбро выдвинулась – на машине, без четкого плана, лишь бы ехать, вдохновенно изобретая маршрут на ходу, а там разберемся. Ну или не разберемся, все равно когда-нибудь куда-нибудь приедем, – Розины, между прочим, слова. Вроде бы считается, что это я у нас храбрая и веселая, а она – неженка и нытик. А на деле часто оказывается наоборот.
Бедняга переоценила свои силы, – думала Слава. – Поначалу-то было отлично. В Пскове ее грязь совершенно не бесила. И провинциальная мода только умиляла, а ведь там по-настоящему лютый ужас попадался. И толпы с круизных паромов в Таллине действовали на нервы только мне, а Роза твердила: «Не ворчи, подумаешь, люди, подумаешь, много, плюнь, лучше посмотри, какая там арка! И какой рыжий кот в окне». А в Риге уже понемножку начала скисать, только югендстилем и спаслись, все-таки модерн – ее страсть. Бедный Вильнюс, невовремя он ей на глаза попался. Был бы в начале маршрута – нашла бы за что его полюбить. Просто не повезло.
Думала: и я тоже устала. Не привыкла так подолгу сидеть за рулем. Еще и разговоры эти дурацкие, когда приходится соглашаться с любой ерундой, спорить-то никакого смысла, Розу не переделаешь, да и зачем. И очень осторожно выбирать слова, потому что нашего художника обидеть всякий может, даже если не хочет. Особенно если не хочет! Спросишь из вежливости: «Тебе еще не надоела моя музыка? Может, что-то другое поставить?» – и все, трагедия: «Считаешь, я уже слишком старая, чтобы слушать то же, что и ты?»
Не то чтобы Славу всерьез волновали отношения с матерью. Она давно привыкла считать эту часть своей жизни своего рода сериалом, в котором время от времени приходится играть, согласно подписанному тридцать с лишним лет назад контракту, причем сценаристы регулярно меняются, поэтому каждая новая серия может стать сюрпризом. А может и не стать. Но, по большому счету, какая разница, если съемки длятся совсем недолго, несколько часов, в худшем случае, вот как сейчас, дней, а потом – все, спасибо, снято, добро пожаловать в нормальную жизнь.
Просто думать о Розе было гораздо легче и приятней, чем о девице, превратившейся в ворону. Ну, то есть ясно, что никто ни в кого не превращался, померещилось. И это хуже всего. Усталость усталостью, зрение зрением, но галлюцинации – какой-то совсем уж нехороший симптом. Именно так, говорят, проявляются некоторые разновидности опухолей в мозге. Нет, не надо об этом, пожалуйста, стоп!
Ясно, что глупости, самой обидно быть жертвой одной из самых массовых фобий, но куда от этих глупостей деться, если лезут в голову под любым благовидным предлогом, а потом не спешат уходить. Ну их к черту, лучше и дальше думать о Розе – сердиться, беспокоиться, умиляться и великодушно прощать. И любоваться черепичными крышами, неповторимыми оттенками старых булыжников, драной штукатуркой стен, упитанными дворовыми кошками, анютиными глазками на клумбах, зелеными волосами идущих навстречу студенток и всем остальным, чем положено любоваться праздношатающемуся туристу. Все хорошо, слышишь? Эй! Ничего ужасного не случится, только не со мной, ни за что, никогда.
* * *
Никогда не знаешь, чего от себя ожидать. Вот и сейчас нелепое любовное послание на стене внезапно окрылило Розу, как давно уже не окрыляли самые искренние комплименты. Глупо в таком признаваться, но не врать же самой себе. Ей было приятно думать, будто город – целый огромный город! – в нее влюбился. Завидный же кавалер, этакий потрепанный жизнью, но все равно почти сказочный принц, целый табун белых коней благополучно пропивший, судя по его нынешнему состоянию, но не утративший искренности и великодушия, а это дорогого стоит. Это вообще важнее всего.
Глупость, боже, такая немыслимая, совершенно детская глупость – принять на свой счет кривую надпись, наспех сделанную каким-нибудь романтическим школьником. Но когда от глупости внезапно перестает болеть спина, гудевшая с утра голова становится ясной, и даже способные испоганить любую прогулку в самой удобной обуви косточки на ногах вдруг словно бы исчезают, имеет смысл оставаться набитой дурой так долго, сколько получится. Хорошо бы до самого вечера, но это вряд ли получится, эх.
А сейчас было ясно одно: в таком настроении глупо возвращаться в гостиницу. Пока ничего не болит, надо гулять. Город, будем честны, вряд ли внезапно превратится в Париж или Лондон, но простых радостей туристического шопинга никто не отменял. И возможности съесть что-нибудь упоительно вредное для фигуры. А потом безответственно повторить. Когда еще снова появится повод позволить себе целый день быть легкомысленной и беззаботной, как школьница. Хороший вопрос. И довольно жестокий: когда?
* * *
Когда Слава увидела книгу со своим именем на обложке, остановилась как громом пораженная. Книг она отродясь не писала, даже в стол, как говорят в таких случаях, «для себя», ни стихов, ни рассказов, вообще ничего, кроме писем, однако же вот он – здоровенный талмуд с надписью «Бронислава Милицкая», огромными позолоченными буквами, правда, латинскими, но чужой алфавит только подчеркивал достоверность происходящего и усугублял абсурд.
Впрочем несколько секунд спустя Слава с облегчением выдохнула, разобрав наконец, что на обложке написано «Бронислав Мелински» или что-то вроде того. Но в лавку конечно все равно вошла. Надо же посмотреть, что там сочинил этот почти-тезка. Вдруг мне срочно надо это читать?
Почти-тезка, как выяснилось, осчастливил человечество книгой про историю холодного оружия. Большой, красивой, с множеством картинок, весом в добрых три кило и ценой примерно в полсамолета. Молодец, конечно. Но, честно говоря, вряд ли мне позарез необходим такой сувенир на память. Тем более, на незнакомом языке.
Однако дело было сделано: приманка сработала, капкан захлопнулся. В смысле Слава уже вошла в книжную лавку и предсказуемо пропала навек, потому что книжные лавки были ее слабостью, особенно такие как эта, с кучей альбомов по искусству, разноцветных путеводителей на всех мыслимых языках, дурацких в лучшем смысле этого слова открыток и кофейней в дальнем углу, где можно удобно устроиться на диване, часами напролет рассматривать все эти сокровища, и никто слова дурного не скажет, хоть до закрытия сиди.
Ознакомительная версия. Доступно 19 страниц из 92
