— Значит, ты вернулась, ты… — Тут отец произнес слово, ужаснувшее ее и заставившее отшатнуться. Он крепко схватил ее за руку, и она вскрикнула от боли. — Наконец-то ты попалась! Теперь я тебя запорю до смерти! Покажу тебе, как тискаться с этим Рисом на пороге моего дома! — Он крепко держал ее, а свободной рукой схватил висевший у камина кнут. С торжествующим воплем он поднял кнут и резким ударом прорвал тонкую ткань ее блузки. — Сейчас… я… тебе… покажу… — прошипел он.
Нона пыталась вырваться, но не тут-то было. Она лишь увидела, что Ханна с мертвенно-бледным лицом, трясясь от рыданий, стоит, прижавшись к двери, не в состоянии ей помочь.
Гриффит Талларн замахнулся кнутом в третий раз, когда резкий стук в дверь заставил его застыть. Мгновение спустя от внезапного порыва ветра дверь в кухню распахнулась, и Джулиан, вбежав в дом, вырвал кнут из рук Гриффита Талларна.
Глаза у Джулиана сверкали от гнева, он был готов броситься на фермера, но между ними встала Нона.
— Нет… нет… нет! — взмолилась она. — Джулиан! Пожалуйста!
— Боже мой, да он же этого заслуживает! — с яростью в голосе произнес Джулиан. — Будь он кем-то другим, а не вашим отцом, я бы его…
Джулиан осекся, когда Гриффит зашатался и, тяжело дыша, свесил голову на грудь и опустился на стул.
В Джулиане снова заговорил врач, и он бросил кнут.
— В вашем возрасте психовать опасно! — холодно произнес он и посмотрел на Ханну, постепенно обретающую прежний цвет лица. — В доме есть какие-нибудь нюхательные соли? — спросил он у Ноны. Та бросилась к лестнице, а сосредоточенное выражение его лица не выходило у нее из головы.
Джулиан подвел Ханну к креслу, и Нона принялась за ней ухаживать. Гриффит Талларн сидел на стуле с полузакрытыми глазами. Он, казалось, не замечая их. Джулиан поднял кнут и бросил на стол. Посмотрев на Нону, склонившуюся над Ханной, он заметил волдыри у нее на спине.
— Не знаю, что ваша дочь натворила, сэр, но вы не имеете права… никто не имеет права обращаться с вашей дочерью так, как вы обращаетесь с ней. Я забираю ее и позабочусь, чтобы она попала под надежную опеку. Ноне оставаться здесь небезопасно.
Гриффит Талларн зыркнул на него, с трудом поднялся и направился к двери. Проходя мимо дочери, он бросил на нее быстрый, странный взгляд, ничего не сказал и ушел. Дверь за ним захлопнулась.
Нона кинулась следом, но Джулиан схватил ее за руку.
— Пусть идет, — повысил он голос. — Вероятно, когда-нибудь…
Нона оборвала Джулиана:
— Отец так несчастен… Я бы хотела… Я бы хотела помочь ему.
Ханна подняла голову:
— Ваш отец слишком долго копил в себе злобу. Лучше уходите, дорогая мисс Нона! Заберите одежду… все, что вам нужно, а я соберу еду.
Она встала и отправилась в кухню в сопровождении Джулиана:
— Захватите с собой мазь, которую я оставил на столе, когда лечил вашего отца, — крикнул он Ноне.
Через несколько минут, морщась от боли, Нона спустилась со старым чемоданом в руке.
— Куда вы пойдете? — спросила Ханна.
— Я позабочусь о ней, — беря чемодан, ответил Джулиан. — Постараюсь отправить ее в Лондон. Может быть, мои родители смогут подыскать ей работу. Я буду держать вас в курсе дел. — Он положил руку на плечо Ханны. — Не волнуйтесь за нее.
Нона поцеловала Ханну.
— Присматривай за ним, Ханна! Присматривай за отцом!
Глядя, как они под дождем уходят из дома, Ханна вспомнила двух женщин из семьи Талларн, которые одна за другой просили ее присматривать за Гриффитом Талларном. Надолго же затянулось ее дежурство! Сколько у нее еще хватит сил иметь дело с этим своенравным, упрямым человеком, который сейчас, кажется, не в своем уме?
Во второй половине дня дождь прекратился, и в окна коттеджа заглянуло солнце. Джулиан сел за стол, подвинул к себе бювар, а Нона, усевшись на полу, перебирала свои нехитрые наряды. Время от времени он замечал, что она морщится от боли, но по ее подавленному виду догадывался, что ее душевные страдания сильнее физической боли.
Джулиан забарабанил пальцами по столу, собираясь с мыслями. Он решил написать не матери, а отцу. У него, как у врача-консультанта, имеются связи, и, возможно, он в силах пристроить Нону на приличную работу. Джулиан вкратце описал ее историю и объяснил, почему ей так срочно пришлось уйти из дому. Наконец, он запечатал письмо.
— Придется отнести письмо на ферму Гуэрн или подождать почтальона, когда он пойдет из Пенгоррана. Когда обычно он бывает там?
Нона оторвала взгляд от потертой манжеты:
— Часа в четыре. О своем появлении он всегда предупреждает свистком. Иногда Ханна выходит ему навстречу, он всегда очень спешит.
В последующие дни, ожидая ответа на свое письмо, Джулиан, как никогда, ощущал притягательность, Ноны. От длительного пребывания на открытом воздухе кожа у нее потемнела от загара, а в темных глазах появился блеск. Опрятные платья, которые она принесла с собой из Пенгоррана, лишь подчеркивали ее необычную красоту.
Однажды вечером, готовя мясо кролика, принесенного детьми Прайсов, она, помешивая в горшке, заметила:
— У цыган мы часто ели кроликов.
— Как долго вы прожили у них? — небрежно спросил Джулиан.
— Я… я не считала дни. Джулиан, я похожа на цыганку? Вы как-то сказали, что я напоминаю вам какую-то танцовщицу-цыганку. Помните?
Джулиан поднялся и отнес какие-то книги в шкаф.
— Разве я это говорил?
— Ну, вы же должны помнить. Вы говорили, что сходство потрясающее.
— Нона, вы напоминаете мне Фенеллу, цыганку, которая пела, танцевала и играла на скрипке вроде вашей на лондонских сценах. Это было давно. В последнее время я о ней не слышал.
— Биби, вожак табора, выгнала меня, поняв, что я не настоящая цыганка! Но Бенджи говорил, что она разрешила бы мне остаться с ними, будь я нецыганкой. Биби решила, что я полуцыганка, а они таких презирают. Но ведь Талларны не цыгане. Отец говорил, Талларны произошли от валлийских князей. Наш род насчитывает многие столетия.
— Цыгане тоже имеют древнюю историю. Вспомните, они очень гордые люди.
— Они мне нравятся. Мне с ними было хорошо. — Нона глядела на огонь. — Цыгане всегда поклоняются огню — он спасает их от холода и приносит свет в их шатры. Собираясь у костров, они поют, танцуют и рассказывают всякие истории. Но почему Биби была уверена, что я наполовину цыганка? Вот это меня очень удивляет. Конечно, моя мама… — Она положила руку на плечо Джулиана, и он ощутил ее близость.
— Кто знает, Нона? Вы говорите, что едва помните вашу маму, что ни ваш отец, ни Ханна никогда не говорят о ней. Почему бы вам не забыть о Биби? Нам не понять ненависть цыган к полукровкам.
Больше этот вопрос не поднимался, Джулиан сомневался, честно ли он поступает, не говоря ей обо всем, что ему стало известно? Но это только еще больше встревожит ее!
