— У меня сегодня день рождения, — сказала я после секундного молчания. Мне хотелось, чтобы хоть кто-то сказал мне: «С днем рождения».
Мена печально улыбнулась.
— С днем рождения, — сказала она. — Знаешь, что я делаю, когда у меня день рождения?
Я перестала делать то, что делала. Хотя я понимала, что у Мены, как и у меня, был день рождения, я никогда не знала, какого он числа, и она никогда мне об этом не говорила.
— Нет, а что?
— Когда будешь ложиться спать, зажмурься и загадай желание. Держи его в тайне и никому не рассказывай, иначе не сбудется. Вот что нужно делать.
Я представила, как Мена лежит рядом со мной на кровати и загадывает желание в свой день рождения, пока я сплю, и мне стало еще грустнее. Мы посмотрели друг на друга, и, хотя ничего не было сказано, каждая знала, о чем думает другая.
Через несколько месяцев после моего появления в доме мы перестали делать зажимы для кабельных перемычек. Вместо этого мать и Ханиф стали ходить на работу, что было одновременно и хорошо, и плохо: в доме на какое-то время становилось спокойнее, но когда они возвращались, всегда были усталыми и немедленно требовали поесть. «Неси еду. Еда уже готова? Надеюсь, ужин уже готов, мы умираем с голоду, мы работали весь день» — вот все, что я слышала, когда мать и Ханиф приходили домой, — ни «спасибо», ни «пожалуйста».
Потом они перестали ходить на работу. Социальная служба прекратила выплачивать им деньги — наверное, об их нелегальных заработках стало известно. Теперь им пришлось рассчитывать лишь на заработок Манца. Однако я все равно должна была готовить. В нашем доме было так заведено: остальные, казалось, жили отдельной от меня жизнью. Ид, мусульманский праздник, который отмечают дважды в год, для меня был всего лишь очередным рабочим днем. И в то время, как все надевали новую одежду в честь праздника, мне отдавали прошлогодний наряд Тары, и, если я пачкала его, пока готовила есть, мне крепко попадало.
Мне удавалось отдохнуть только во время рамадана, когда все мусульмане должны были поститься от рассвета до заката. Пост, прежде всего, означал, что не нужно готовить, и для меня это были настоящие каникулы. Кроме того, мать покупала продукты, которых обычно нам не давали, такие как фрукты и зелень, — возможно, так происходило потому, что пить нам тоже нельзя было в дневное время. Поэтому мы съедали горы яблок, бананов и апельсинов. Рамадан, похоже, успокаивающе действовал и на мать — это было единственное время, когда она не кричала на меня за то, что я чего-то не сделала. Конечно, поститься было тяжело, особенно когда рамадан приходился на лето, когда светло было с трех утра до десяти вечера.
Как-то раз, когда мне было десять лет, я шла в школу во время рамадана и нашла однопенсовую монету. Я так обрадовалась, что тут же побежала в кондитерский магазин и купила что-то вкусненькое. Когда я пришла в школу, жуя на ходу, одна из девочек сказала:
— А ты разве не должна поститься? — И пришлось выплевывать сладость как можно скорее.
Тара стала слишком взрослой, чтобы играть с нами, но нам все же иногда удавалось весело провести с ней время. Как-то раз мы были в кухне, когда Тара ударилась пальцами ноги о ножку стола. Она разразилась громкими ругательствами, а мы с Меной рассмеялись. Она снова выругалась, обзывая нас, однако на этот раз на ее лице была улыбка. Мена ответила на брань, я тоже не осталась в стороне, и мы принялись поносить друг друга самыми жуткими словами, какие только могли вспомнить. В конце концов победительницей вышла я. Сестры сказали, что я знаю самые отвратительные слова, но я просто повторяла, что слышала от матери.
Тара расслаблялась, когда матери не было дома. Однажды мы сидели за столом вдвоем, и сестра заплетала мне косичку, терпеливо объясняя, как делать это самостоятельно. Мои волосы становились все длиннее и отросли уже ниже плеч, но до Мены и Тары мне было еще далеко. Тогда мне показалось, что в наших отношениях наступил перелом, но как только мать вернулась, Тара снова принялась мной командовать.
Сайбер таким не был. Он по-прежнему почти не появлялся дома, приходил только поесть и поспать, а потом снова исчезал, и мать никогда не спрашивала у него, где он пропадал часами. Сайбер, похоже, не допускал, чтобы она его беспокоила. Однажды вечером мы услышали, что он пришел домой, — мы с Меной были наверху, чтобы не попадаться никому на глаза, — и мать принялась кричать:
— Не смей это портить! Зачем тебе это понадобилось?!
— Не важно, это для школы! — крикнул Сайбер в ответ, и его шаги зазвучали на лестнице. Он заглянул к нам, улыбаясь, с пустой картонной коробкой в руках.
— Для чего это нужно? — спросила я.
— Хочешь поиграть в одну игру?
Я посмотрела на брата. Ему нравились только игры наподобие «помоги мне помыть велосипед» или «принеси-ка мне чего-нибудь поесть». Поэтому я насторожилась.
— В какую?
— Это хорошая игра, называется шашки. У кого есть ручка или карандаш?
— У меня, — заинтересовавшись, ответила я: похоже, меня научат чему-то новому, и это здорово!
В шкафу, под моей одеждой, был склад шариковых ручек и карандашей, которые мне удалось собрать. Я достала одну из них и вручила Сайберу.
Сайбер начал рвать коробку. Это было непросто, но он наконец оторвал кусок и разделил его на два квадрата. Один из них Сайбер отдал мне и велел порвать его на двенадцать маленьких кусочков, а второй с теми же указаниями вручил Мене.
— А теперь раскрась свои.
Затем Сайбер взял ровный кусок картона и, используя его в качестве линейки, провел линии вдоль и поперек оставшегося большого куска.
— Это выглядит как шахматная доска, — сказала я, и Сайбер с улыбкой поднял на меня взгляд.
— Ну что, закончили?
Мне не терпелось начать игру. Брат положил доску перед собой на кровать и протянул нам обе руки. Мы положили раскрашенные квадратики ему на ладони.
— Кто хочет сыграть первой? — спросил Сайбер.
— Я! — тут же раздался мой радостный крик.
— Тс-с, не так громко, — в один голос шикнули Сайбер и Мена. — Мать может услышать.
— Простите.
Сайбер расставил шашки на «доске», оставляя между каждыми двумя свободную клетку. С одной стороны были мои шашки, с другой — Сайбера.
— Я должен провести свои шашки с этой стороны на твою сторону, а ты должна не пропускать меня и вести вперед свои шашки. Ходить можно только по диагонали, и если твоя шашка окажется рядом с моей, вот так, я могу ее перепрыгнуть, съесть. Тот, кому удастся съесть все шашки противника, победил. Понятно?
— Хм, я разберусь с правилами по ходу игры, — ответила я, немного растерявшись.
Я внимательно наблюдала, как Сайбер продвигается на мою сторону доски. Я просто передвигала шашки, как мне нравилось, в то время я не знала, что нужно применять стратегию, так что не стоило и сомневаться в выигрыше Сайбера.
