– Барле! – воскликнула я.
– Да. Если быть более точным, Андре Барле. Братья в то время еще играли в машинки.
Я попыталась представить вереницу игрушек Динки или Мажоретт, поставленных на тот самый потертый ковер в «Рош брюне», и Луи в белой рубашечке поло и коротких шортиках, с непокорной темной прядью на лбу, с взглядом, уже привыкшим к той напряженности, которую я знала в нем.
– Однако Лебурде сохранил свою должность, не так ли?
– Похоже на то. Всем известно как это бывает: босс думает, что он делает во благо, пожертвовав частью своего коллектива ради спасения других. Затем его просят принести в жертву все больше и больше человек, и в конце концов он понимает, что его обманули. В итоге он хлопает дверью с горьким вкусом предательства во рту.
Говорил ли Маршадо сейчас о Лебурде или делился со мной своими переживаниями?
– Вы уверены, что это те самые Лебурде, у которых родились Дэвид и Эмили? Может быть, эта фамилия широко распространена в том регионе…
– У меня перед глазами лист журнала «Изумруд» с портретами сотрудников редакции, датированный 1968 годом…
«Год рождения Луи», – подумала я. Каждая деталь нашего дела неизменно вела меня к моему мужу, просто замкнутый круг.
– …и ошибки быть не может: это то же самое лицо, что и на семейном фото под елкой.
Я пыталась прогнать мрачные мысли, которые преследовали меня с момента встречи с Зерки, который приходил осведомиться обо мне. И я решилась поговорить с еще одним из немногочисленных актеров моей драмы, который до этого момента ускользал от меня. Будучи раболепно преданным сотрудником отеля «Шарм», принадлежащего Дэвиду и Луи, господин Жак каждый раз уклонялся от моих вопросов. Иногда вежливо, в другой раз проявляя меньше сдержанности и такта, как тогда, когда я вызвала полицию в то заведение. Угрозы тут не сработали бы, это я знала точно. Следовательно, мне нужно было придумать иной способ, чтобы провести его.
– Эль! Какой приятный сюрприз!
Лысый великан, должно быть, думал с точностью до наоборот, видя, как я захожу в стеклянную дверь «Шарма». Его большие голубые глаза без бровей с тревогой вытаращились на меня.
– Месье Жак… Очень рада вас видеть. Я искала именно вас. Мне нужно передать вам небольшую заявку.
– Мне? Вы знаете, что я целиком и полностью в вашем распоряжении, – угодливо произнес он.
– Ну то есть… Не то чтобы прямо вам. А для мадемуазель Лебурде… управляющей.
Я придумала этот небольшой весьма неуклюжий блеф в надежде на то, что он заставит хоть как-то отреагировать старого консьержа.
– Я… – запнулся тот, не став отрицать, что фамилия Лебурде ему знакома. – Это не управляющая, а наш бухгалтер. Что вы хотите от нее?
И он тут же стал менее приветливым.
– Я хотела бы получать здесь свою почту, ведь мы с Луи сейчас живем тут.
– Я понимаю… Но, как вы сами должны понимать, гостиница – это не почтовое отделение.
Не почтовое отделение, нет. Но притон на ночь, замок садомазо, место для групповухи и т. д. Я едва сдержалась, чтобы не напомнить ему, что меня тут чуть не изнасиловали в одной из потайных комнат.
– Тем не менее Эмили Лебурде имеет право на подобную привилегию, – указала я на стеллажи за его спиной.
– Мадемуазель Лебурде входит в штат гостиницы, – сухо возразил он. – Это другое.
– Я не вижу причин, почему… Мой муж акционер общества, которое владеет гостиницей.
И снова он не знал, что ответить. Этот факт существенно изменил соотношение сил между нами. Я была женой одного из его руководителей и в этом статусе имела право требовать подобные услуги.
– В любом случае, – ответил он в конце концов, – проблема в другом. У нас недостаточно почтовых ящиков для клиентов гостиницы…
Конечно же, это было неправдой, я видела, что отель на три четверти пустует.
Бросив взгляд за спину, он посмотрел на ящики и, предвосхитив мое замечание, сказал не слишком уверенным голосом:
– Это нормально… Нашим постояльцам только что разнесли их почту.
– А что же тогда с этой ячейкой? – спросила я, указывая на один из ящиков, переполненный письмами. – Кому она принадлежит?
Я могла различить в его взгляде попытку солгать. Но он был загнан в тупик, и, наверное, у него уже не оставалось смелости, чтобы снова возражать мне.
– Это ее, – признал месье Жак, опустив глаза. – Ящик мадемуазель Лебурде.
Если ее ячейка для писем была полной, значит, с момента бегства Эмили-Авроры Арман больше не выполнял роль почтальона. Но это также означало и то, что она не пряталась в «Шарме». Мысленно я вычеркнула эту гипотезу из своего списка.
– Я могу посмотреть?
– Не думаю, что вас это касается.
– Учитывая то, что этот человек – моя свояченица… – заявила я, лихо выдержав его негодующий взгляд, – думаю, что касается.
Не говоря ни слова, он принял свое поражение и, достав пачку конвертов, протянул ее мне.
Содержание большей части посланий не представляло никакого интереса. Но самое последнее письмо из стопки содержало странное уточнение:
Эмили Лебурде
Гостиница «Шарм», комната три
55, улица Жана-Батиста Пигаль 75009 Париж
Я перевернула конверт, чтобы посмотреть, указан ли там отправитель, но на обратной стороне не было ничего написано.
– Здесь есть комната номер три?
– Простите?
Месье Жак повернулся ко мне с таким удивленным выражением лица, что на сей раз я не сомневалась в его искренности.
– Посмотрите сюда, – показала я, протягивая ему послание.
– Нет… Нет, насколько мне известно.
Воодушевившись своим авторитетом, я настаивала:
– Я думала, что номера были присвоены только «Жозефине» и соседней с ней комнате?
– Да, это именно так…
Следовательно, он знал правило: ни одной из комнат не может быть присвоен номер, кроме тех, в которых один из собственников отеля пережил такой опыт, который стал для него памятным.
– Вы уверены? С того времени, как вы здесь работаете, вы никогда не слышали о комнате, которую бы обозначали номером три?
Упомянув длительный срок службы месье Жака, я знала, что польстила его самолюбию. Если вдруг случайно у него была хоть малейшая капля информации по этой теме, он поторопился бы доверить ее мне.
– Нет, в самом деле, я не понимаю, к какой из комнат этот номер мог бы относиться. Разумеется, это ошибка.
Я же была настроена гораздо менее категорично и для очистки совести попросила позвать Исиама. Коридорный из Шри-Ланки, конечно, не мог пощеголять такой выслугой, как его начальник, но за несколько лет он приобрел такие подробные сведения о месте службы, что мог назвать по памяти цветы на гобеленах или то место в коридоре, где на ковролине было пятно в форме пениса. Эта деталь очень забавляла как девушек из агентства, так и постоянных посетителей.
