Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
– Теперь можно и на кладбище ехать, – прошептал на ухо мэру режиссер, умудряясь при этом пожать Цветкову руку. – Вы особенно не затягивайте, нам еще репортаж о жизни военных у ракетчиков снять надо, – сказал и пошел, не дожидаясь ответа, словно его слово было здесь законом и все происходящее в городе – частью уже написанного сценария.
Телевизионная группа отсняла выступление заместителя министра целиком, остальных снимали выборочно по две-три фразы, почти наверняка зная, что они в эфир не попадут.
– Теперь, – важно произнес мэр Цветков, – пусть останутся только родственники и близкие погибших. Всех остальных прошу покинуть траурный зал.
Из динамиков лилась негромкая траурная музыка. В зале пахло цветами, но это был не аромат, а удушливый запах мертвых растений, смешанный с запахом церковных свечей.
Пока вокруг были люди и телекамеры, Марина Комарова, жена погибшего сержанта Алексея, даже не всплакнула. Она сидела, подвинув стул к гробу, держала мертвого мужа за руку, поглаживала ее и шепотом разговаривала с покойным.
Даже обычно любопытные люди старались не вслушиваться в ее шепот, будто боялись, что смерть коснется и их, лишь только им станет понятным смысл тихо произносимых слов. И лишь когда у гробов остались одни родственники, Марина позволила себе разрыдаться, уткнувшись лбом в край пахнущего свежим лаком гроба.
– Леша, – прошептала она, – ты меня слышишь? Я знаю, ты меня слышишь. Так не бывает, чтобы человек исчез сразу… Прости меня за все плохое, что я принесла в твою жизнь!
Марина сидела, плотно закрыв глаза, и ей казалось, что она видит насмешливые глаза Алексея и он говорит: «Что плохого могло случиться у меня из-за тебя? Это ты прости, что я не вернулся. Другие смогли уцелеть, а я нет. За это и прости».
– Я приду к тебе на кладбище сразу, как только разойдется народ, – прошептала Марина. – Ты же понимаешь, я не могу плакать при всех. Не позволяла себе этого, пока ты был жив, не позволю и теперь.
В зал вошли ОМОНовцы, самые высокие и статные из всей бригады. Им подполковник Кабанов поручил нести гробы. Марина нашла в себе силы отстраниться от гроба.
Похоронами распоряжался какой-то неизвестный ей майор, который знал все тонкости: кто и за чем должен следовать, где нести портреты, где крышку от гроба, на каком отдалении полагается следовать родственникам.
– Пошли! – распорядился он.
Двери траурного зала распахнулись. Никогда еще Марина не видела столько людей на площади. Но ей было все равно, пришла толпа или не появился никто. Ельск ей стал чужим в одно мгновение, потому что ее Леши Комарова больше здесь не было.
Резко вступил оркестр. Большое начальство прошло с народом до первой улицы, а затем стыдливо отступило, пропуская похоронную процессию. Машины уже ждали чиновников на неширокой улочке. Лишь подполковник Кабанов махнул рукой назойливому мэру:
– Я пешком.
Первый квартал толпа шла в молчании, а затем вновь зазвучали разговоры, к счастью для родственников перекрываемые военным оркестром. Телевизионщики медленно ехали вдоль процессии, оператор снимал сквозь открытое окно, ругаясь каждый раз, когда кто-нибудь из провожающих исподтишка махал рукой в надежде, что именно его покажут в вечерних новостях. Обогнав колонну, микроавтобус рванул вперед – помчался к кладбищу, чтобы оператор мог занять удобную позицию для съемок.
Похоронная процессия медленно двигалась по городу, а когда оказалась на ажурном металлическом мосту через Липу, ветер внезапно стих и из-за облаков появилось солнце. «Как здесь красиво, – подумала Марина, вспомнив, как расписывал ей Леша город, который она ни разу не видела, – монастырь на высоком берегу и рядом с ним кладбище. Странно, но когда я приехала сюда впервые, то не видела этой красоты. Я теперь только понимаю, почему он так любил свой Ельск, почему звал меня сюда».
– Красиво идут! – воскликнул режиссер, заглядывая в окуляр камеры.
– Не они красиво идут, – отозвался оператор, – а я красивый план выбрал.
– Ты тут ни при чем. Место для могил нашли отличное, хотя, на мой взгляд, под березками было бы лучше.
Ветер, бушевавший вверху и совсем не чувствовавшийся над речкой наконец донес до кладбищенского холма звуки музыки.
– Ты хотел бы, чтобы тебя с почестями весь город провожал? – спросил режиссер.
– Я был бы не против, но с одним условием, – усмехнулся оператор, не забывая делать свое дело.
– С каким же?
– Если назавтра можно будет снова пиво пить и деньги зарабатывать.
– Кстати, ты пиво свое спрячь, нехорошо как-то, – режиссер указал на бутылку, стоявшую под треногой. Оператор примостил ее туда, чтобы, когда появится народ, ее не растоптали.
Процессия ненадолго застряла в прокисшей после зимы земле, но наконец выбралась на сухое место. Гробы с телами установили на низких подставках, и, поскольку здесь был косогор, они стояли так, словно погибшим давали возможность в последний раз полюбоваться городом.
Холмогоров не лез в первые ряды, он стоял в отдалении на склоне холма. Первым выступил заместитель министра, говорил довольно складно, но душу его слова не трогали. Чувствовалось, что человек говорит не от сердца, а повторяет то, что ему приходилось говорить уже не один раз.
«Жизнь каждого человека уникальна, – подумал Холмогоров, – значит, и слова для прощания должны быть разными».
Отгремел прощальный салют, священник покадил, проговорил молитву, и вскоре солдатские лопаты заскребли по песку. Землю засыпали быстро, будто боялись, что кто-нибудь из родственников не даст доделать начатое, запретит закапывать. Не прошло и минуты, как вместо ям на склоне холма появились четыре по-военному аккуратных холмика, обложенных дерном. На каждом из них возвышался деревянный, покрытый олифой крест с табличкой. Обычно спокойный и считавший себя уравновешенным человеком, мэр почувствовал, как к глазам подкатываются слезы.
Замерзшие на холодном ветру люди потянулись по дороге с кладбища к мосту. О том, что в ресторане Дома офицеров уже накрыты столы для поминального ужина, никто открыто не объявлял. Секретарша мэра сама обходила приглашенных и шепотом сообщала им об этом:
– Вы к автобусам подходите, вас подвезут.
Мэр почувствовал на себе взгляд и обернулся.
Холмогоров стоял у берез и смотрел на расходившуюся толпу с видом человека, не имеющего к происходящему никакого отношения. «Вот, черт, – подумал мэр, – его-то я и забыл пригласить на ужин, список составляли еще до его приезда».
Как всегда бывает в таких случаях, десяток мест за столом оставался в резерве. Цветков счел не совсем приличным посылать для приглашения советника патриарха секретаршу.
– Извините, я вас ненадолго оставлю, – шепнул он заместителю министра и толкнул в бок подполковника Кабанова, чтобы тот на время заменил его в необязательном разговоре.
Ознакомительная версия. Доступно 14 страниц из 68
