Кругом уже бойко шла торговля. Арендаторы — хозяева павильонов — в основном, важные восточные мужчины зрелого возраста, либо стояли кучками по два-три человека и чинно беседовали, либо сидели перед поставленной на пустой ящик доской для игры в нарды и, положив на колени животы, азартно кидали зары. За прилавками стояли женщины, преимущественно с Украины и из Молдавии. Время от времени, распугивая покупателей, бибикали машины, подвозившие к павильонам товар. Он снова приметил давешнюю цыганку, деловито торговавшуюся у какого-то прилавка.
— Смотри по сторонам, парень, щипачи[7]— тоже наше дело! — напомнил Алику Виктор Федорович. — Я, конечно, понимаю, что у тебя свое задание, но — посматривай. За каждого пойманного карманника Левицкий дает премию. И еще: если где заметишь самопальную торговлю — с ящика там, или с клеёночки, мне говори: мы их гоняем, потому, что они создают толкучку и проблемы с санэпидстанцией, а Администрации рынка с них никакого навара: они ж не арендаторы… Зато нам за них подбрасывают к праздникам!
Ближе к обеду стали попадаться пьяные. Вели они себя достаточно тихо, и охранники их не трогали. Однажды попался мужичонка, упившийся, что называется, до изумления. Этого с трудом подняли, кое-как дотащили до ворот рынка и посадили у стеночки уже на "чужой" территории.
— Пусть теперь у твоих коллег голова болит, — объяснил очевидное Баранников. Помолчал, понял двусмысленность ситуации и добавил: — и у моих бывших тоже…
Видимо, чтобы загладить неловкость, Виктор Федорович пустился в воспоминания:
— Сейчас на рынках навели полный блезир, не то, что лет двенадцать назад: общественный порядок охраняют ЧОПы, милиция изредка наведывается. Оргпреступность, что называется, срослась с бизнесом, и всякую шпану сюда не пускает. А раньше? Помню, занесла меня нелегкая в Малаховку, я тогда еще опером в угро служил. Фланирую я себе по местному рынку с дамочкой одной. "Вон, — говорит, — гляди, местные "братки" идут!". Смотрю: здоровенные качки с тупыми рожами медленно прогуливаются вдоль рядов, нагло, в открытую поигрывая никелированными кастетами. За порядком, значит, присматривают. Такая злоба меня взяла, помню, а поделать ничего не мог: под прикрытием тогда работал. Но потом злоба стыдом сменилась: заметил я, как местный "дядя Степа", до того старательно "представлявший" власть на максимальном расстоянии от "качков", случайно с ними в узком проходе столкнулся. Круто развернулся, сукин кот, и почти бегом в противоположную сторону побежал. А эти стоят, смеются… Тьфу ты, стыдоба какая, до сих пор как вспомню — переживаю! Слушай, — Баранников указал пальцем на руку Алика, — ты же весь в кровище!
— Это, наверно, когда с тем пьянчугой возились. А я и не заметил!
Пришлось идти в медпункт, благо, что он был недалеко. Там руку перебинтовали, но старший лейтенант, как его тут же окрестил напарник, превратился в "однорукого бандита". Около полудня они столкнулись с невероятной наглостью: недалеко от западных ворот, в затишке, устроились "лохотронщики". Румяная баба громко кричала, что производится пробный розыгрыш лотереи в пользу ветеранов МВД.
— Беспроигрышная лотерея, каждый четвертый билет выигрывает, три остальных помогают нашей доблестной милиции, охраняющей нас от преступников и жуликов!
Как водится, нашлись дурошлепы, решившиеся вступить в схватку с подсадными за приз, пришедшейся — по случайности — на билет с одним и тем же номером. Появление "легионеров" спутало игру, главные действующие лица испарились, не забыв отдать уже почти "кинутой" женщине ее деньги. Та же, еще не отойдя от азарта, отталкивая доброхотов, среди которых снова оказалась все та же женщина в приметной шали, кинулась на охранников с криком, что почти выиграла телевизор, "а вы, бездельники с дубинками, помешали!".
— Любопытно, сам себе задал вопрос Баранников, — они самостийно решили здесь лохов потрясти, или их поставил кто-то из местных?
— Поставил? — не понял Алик.
— Понимаешь, бывает, какая-нибудь шестерка из администрации разрешает тайком за взятку или лохотронить, или даже торговать с прилавка. Это наносит рынку ущерб: финансовый, поскольку в этом случае не платится аренда и всякие другие дела, или бьет по репутации и вызывает лишние вопросы у милиции. Наша задача такие случаи замечать и докладывать. А уж они разбираются своими силами. Я однажды видел, как после такой разборки здоровенный мужик залез в собачью конуру возле павильона администрации, может заметил, слева от входа?
Алик поежился: он действительно заметил эту достаточно небольшую конуру. Это что же надо было сделать с мужиком, чтобы он туда полез и залез?
Приблизилось время обеда, и Баранников вместе с Базарджяном направились к небольшому кафе, точнее, к павильончику, сулившему клиентам жареные "куриные бедрушки", "горячих собак", корейскую лапшу и "шышлык". Там, у "стоячих" столиков, они и перекусили, хотя Алику одной рукой есть было трудновато. Рядом с ними пила чай и красавица в цыганской шали. Алик, наконец, сообразил, что эти регулярные "неожиданные" встречи, вряд ли могут быть случайными. Поэтому он намеренно задержался, когда его напарник с отвращением запихнул в себя последнюю ложку "Доширака", сдобрил ее большим глотком польского "Липтона" цвета старой соломы и решительно двинулся в сторону "казармы", как они называли помещение для отдыха охраны. Черноокая красотка не замедлила воспользоваться возможностью поговорить с Аликом наедине:
— Молодой, красивый, я знаю, что ты ищешь!
— Ой ли?
— "Ойлю" не зови. Удачу свою ты найти хочешь. Приходи сюда после четырех, не пожалеешь. Да не забудь, что нам, чавелам, слово дороже денег, а свобода, дороже всего! — Сделав паузу, незнакомка деловито добавила: — но деньги тоже нужны! И запомни: приходи один! Слово даешь?
По спине Базарджяна поползли мурашки: на миг он ощутил какое-то смутное предчувствие, но не стал задумываться, добрым оно было, или плохим. Будучи человеком действия, старший лейтенант просто обрадовался: кажется, началось!
— Даю!
СРЕДА, 10–00 — 13–15. ПОПЛАВСКИЙ
Услышав в кабинете Старого К. голос хохмящего Гусева, он почувствовал, как тяжелое гнетущее чувство, поселившееся где-то внутри него после ночного кошмара, куда-то отступило. Зато вернулась лихорадочная тревога: через два часа истекут первые сутки из трех, отпущенных авторами ультиматума. Правда, положение уже не казалось таким безнадежным, как вчера: этап обсуждения и разработки планов сменились их осуществлением. Каждому известно: активная деятельность не оставляет времени для тоскливых размышлений. К тому же, пришло послание от Михаила.
Блохин поднял трубку после шестого гудка; Вячеслав, слушая длинные гудки, решил, что после седьмого разъединиться, и то, что разговор все-таки состоялся, счел хорошим предзнаменованием.
— Але, Семен Маркович?
— Да.
— Здравствуйте, Семен Маркович! Это Костя Дубов.
