Твоя невеста. Первый сорт. Ты не смотри на фотографию, разве здесь что-нибудь поймешь! В жизни у нее рыжие волосы. Как медь! Как огонь! И черные, как ночь, глаза. Представляешь себе такое сочетание? С ума сойти можно! У нас редко, но попадаются такие экземпляры! За ними идет настоящая охота. Но достанется она тебе! Правильно я говорю, Шалико?
— Чистая правда, хозяин!
— Вот видишь, дорогой. Ему можешь верить. Он тоже имеет кой-какое отношение к этому. Твоя невеста — его сестра! У тебя, Шалико, будет зять — большой человек в Москве и даже, возможно, в будущем — член правительства!
— Очень приятно! — сверкнул зубами шофер. — Для нашей семьи большая честь!
Я понял, что между ними действительно уже все обговорено, и меня, как говорится, без меня женили. Это меня очень позабавило, и я осведомился, смеясь:
Когда я ее увижу?
Не спеши! — хлопнул меня по плечу Сандро. — Всему свое время. Отдохни, поправься, наберись сил.
А за это время мы все уладим. Есть, понимаешь, кое-какие осложнения. Но ты же сам знаешь, что нет таких крепостей, которые бы большевики не взяли. И он раскатисто рассмеялся.
— Какие осложнения? — полюбопытствовал я, тоже смеясь. — Невеста упирается? Слишком стар я для нее?
— Невесту никто не спрашивает. Не ее дело, — объяснил Сандро, глядя на меня как на неразумного, способного задать такой вопрос. — Осложнения в другом. Понимаешь, товарищ Лунин, я никого не боюсь. Ни советскую власть, ни милицию, ни ОБХС, который, как ты знаешь, расшифровывается как отдел борьбы с хищением социалистической собственности. Я их не боюсь, они у меня в кармане. Одного я боюсь. Кавказской кровной вражды. Тут никакими деньгами не откупишься, никакими танками не запугаешь, пока не заплатишь по счету кровью. Правильно я говорю, Шалико?
— Истинная правда, хозяин, — подтвердил шофер уже без улыбки, и лицо его насупилось.
Но это тебя не касается, — обнял меня Сандро. — Ты, дорогой, отдыхай. Наберись побольше сил, чтобы справиться с такой молоденькой женой. Это — не шутка!
Сандро поместил меня в прилепившемся к скале, удивительном по архитектуре доме, опоясанном верандой. Такие виллы я видел только в заграничных фильмах. Справа и слева уступами падали с высоты тонкие струи воды, сея брызги и переливаясь на солнце всеми цветами радуги. Эти крохотные водопады пробивались сквозь заросли цветущего миндаля и еще каких-то кустов, покрытых алыми и белыми розами, и замирали, немного побурлив в синем озере, раскинувшемся перед самым домом и окаймленном плакучими ивами, склонившими ветви к самой воде.
Такой дачи нет ни у одного министра, — с гордостью похвастал Сандро. — Все сам построил. Где достал? Как достал? Не спрашивай. Живи и наслаждайся. Формально — это дом для иностранных гостей, посещающих мой заповедник. Но живут здесь только мои самые лучшие друзья. Как ты, например. А иностранных ученых я поселяю в палатках. Ближе, понимаешь, к природе.
Внутри дом был отделан с отличным вкусом, по европейскому стандарту. Ванны и унитазы в туалетах были шведского производства, паркет из Финляндии. И ковры, ковры. Ручной работы. Удивительные узоры. Таких сейчас ни за какие деньги не купишь.
Высокую гостиную, в два этажа, украшал огромный очаг в стене, в котором можно было зажарить на вертеле целого быка, выполненный под старину, из красной меди, кованой и литой, с грузинской чеканкой по бокам. Этот очаг был несомненной гордостью хозяина, и, похлопывая его ласково по медным бокам, он похвалялся им, как ребенок любимой игрушкой. Тут, понимаешь, больше тонны красной меди ушло, а медь в нашей стране, как известно, — очень дефицитный материал стратегического значения. Где достал? Как достал? История умалчивает. Был момент, когда я мог на этом голову потерять.
Приезжает комиссия из Москвы во главе с самим товарищем Байбаковым — начальником Госплана СССР. Ты знаешь, кто такой? Комитет государственного планирования. Он все знает, все контролирует, с ним большая свита и наши начальники с Кавказа целой толпой. Смотрят ему в рот и не дышат.
У меня сердце екнуло: не пройдет он мимо медного очага, обязательно заметит. И правда, потрогал он очаг рукой, посмотрел на свиту нехорошим глазом и говорит:
— Вот куда уходит народное добро!
И обе свиты, и московская, и кавказская, как попугаи затараторили:
— Ай-яй-яй! Вот куда уходит народное добро. Безобразие! Как это возможно? Надо разоблачить расхитителей народного добра и стратегических материалов! К самому строгому ответу!
И все уставились на меня, словно видят в первый раз, и никогда со мной не пили. Я почувствовал, как у меня на шее затягивается петля. И как с того света, еле слышу, что продолжает говорить товарищ Байбаков. А он говорит очень разумные слова:
— Но, с другой стороны, поскольку этот дом для иностранных гостей, вполне допустимо такое расточительство. Пусть иностранцы почувствуют, как широко живет советский народ.
А попугаи тут же подхватили:
Конечно, пусть почувствуют! Пусть завидуют! — И жмут мне руку. Правильно построил, товарищ Мелиава. С выдумкой!
У меня потом шея, где стягивалась петля, месяц ныла, и никакой массаж не помогал.
Мелиава создал мне воистину царские условия. Я жил один во всем этом доме, он всегда как-то неназойливо присутствовал, чтоб выполнить любое мое желание. Какие-то пожилые кавказские женщины, с ног до головы в черном, приносили на медных подносах еду, какую в московском ресторане «Арагви» не получишь, будь даже братом директора и кумом шеф-повара, ставили на стол и молча исчезали. Другие женщины в черном убирали комнаты, стирали мое белье. Все это делалось молча, с угодливыми улыбками рабынь, я полагаю, они по-русски разговаривать не умели.
Каждое утро спускался сверху по тропе одноглазый, заросший щетиной человек в мягких кавказских чувяках и бараньей шапке шерстью наружу, ведя на поводу оседланного гнедого коня. Конь предназначался мне для верховой прогулки. Иногда со мной вместе отправлялся Сандро на буланом коне с седлом, расшитым кавказскими узорами. Кони были чистых кровей, ахалтекинцы, тонконогие, поджарые, с гладкой лоснящейся шерсткой.
Сандро по ведомым лишь ему тропинкам уводил меня далеко в горы, показывая свои владения и открывая мне бездну доселе неведомых тайн. Об одном не распространялся — о своей жене и детях, хотя я знал, что он жил вместе с ними где-то неподалеку, но ни разу не пригласил меня в гости и их не приводил ко мне. Я же не лез с излишними расспросами и довольствовался той информацией, которую, не скупясь, обрушивал на меня Сандро. По пути нам порой встречались вооруженные люди, абсолютно разбойничьего вида, в бараньих шапках и черных шерстяных кавказских бурках на плечах. Верхом. И без лошадей. Они издали почтительно здоровались с Сандро, называя его хозяином, как и шофер Шалико.
— Мои егеря, — с хитрецой и самодовольной улыбкой косился на меня Сандро. — Звери! Ни один вор от них не уйдет! И честный человек тоже! А мне преданы как собаки. Думаешь за красивые глаза? Глубоко ошибаешься. Так и быть, открою тебе одну тайну.
