Стараясь не задеть даже камешка, Мэллори с Андреа отодвинулись от края обрыва и, круто повернувшись, поползли на четвереньках к груде валунов, находившихся в нескольких метрах.
Не имея в руках хотя бы пистолета, Мэллори чувствовал себя совершенно беззащитным, хотя и понимал, что опасность грозит не им, а солдатам. Первый же немец, направивший на них луч фонаря, будет тотчас убит. Браун и Миллер не подведут… Но самое главное — чтобы их не обнаружили. Дважды, шаря по земле, луч света направлялся в их сторону, последний раз скользнув мимо ближе чем в метре. И всякий раз оба прижимались лицами к промокшей почве, чтобы отсвет луча не упал на них. Наконец, они добрались до валунов и оказались в безопасности.
Мгновение спустя словно тень рядом возник Миллер.
— Не очень-то вы торопились, — насмешливо заметил капрал. — Подождали бы ещё с полчасика. — Он показал в сторону, где мелькали огни фонарей и слышались гортанные голоса. — Отойдём подальше. Они ищут его среди камней.
— Ты прав. Его или телефон, — согласился Мэллори. — Не заденьте автоматами о камни. Захватите с собой поклажу… Если немцы посмотрят вниз и увидят Стивенса, придётся идти ва-банк. Хитрые планы разрабатывать некогда. Пускайте в ход автоматы.
Энди Стивенс услышал Мэллори, но не понял, что тот сказал.
Не потому, что испугался или был чересчур подавлен, ибо страх прошёл. Страх — порождение сознания, а сознание его под воздействием крайней степени усталости, сковавшей всё его тело свинцовым панцирем, перестало функционировать. Юноша этого не понимал, но пятнадцатью метрами ниже он ударился головой об острый выступ, до кости разбередив рану на виске. С потерей крови Стивенс всё больше обессилевал.
Он слышал, как Мэллори что-то говорит о раструбе, до которого он теперь добрался, но до сознания его смысл сказанного не дошёл. Он знал лишь одно: однажды начав подниматься, надо продолжать, пока не доберёшься до вершины.
Так внушали ему отец и старшие братья. Добраться до вершины.
Чтобы добраться до вершины, предстояло преодолеть половину раструба. Стивенс опирался о крюк, вбитый Кейтом Мэллори в трещину. Вцепившись пальцами в расщелину, Энди посмотрел вверх, на устье раструба. Осталось метра три. Ни удивления, ни восторга не было. Он знал одно: надо идти до конца. Он слышал доносившиеся сверху голоса. Непонятно, почему товарищи его не предпринимают никаких попыток помочь ему, сбросили вниз верёвку, с помощью которой было бы легче преодолеть последние метры. Но горечи он не испытывал. Возможно, друзья хотят его испытать. Да и какое это имеет значение? В любом случае ему нужно добраться до вершины.
И он добрался. Старательно, как до него — Мэллори, отгрёб землю и галечник, впился пальцами в край скалы и, встав на тот же выступ, о который опирался ногой Мэллори, приподнялся. Он увидел, как мелькают лучи фонарей, услышал возбуждённые голоса.
Вновь вернулся страх. Энди понял, что это голоса врагов, что друзья его убиты. Понял, что остался один, что это конец, что всё было напрасно. И вновь туман обволок его сознание, остались лишь пустота и отчаяние. Медленно, как у тонущего, который выпускает из рук брусок дерева, пальцы Стивенса разжались.
Страх исчез, осталось безграничное равнодушие. Юноша соскользнул со склона н, камнем полетев вниз, застрял на шести метровой высоте в сужении раструба.
Ни звука не сорвалось с его губ: от боли он потерял сознание, но до настороженного слуха товарищей его, укрывшихся среди валунов, донёсся глухой жуткий треск: словно гнилой сук, сломалась правая нога Энди.
Глава 6
В понедельник ночью. 02:00-06:00
Произошло именно то, чего опасался Мэллори: немецкий дозор действовал энергично, быстро и чрезвычайно старательно. Хуже того, молодой и толковый унтер-офицер обладал воображением.
Немцев было всего четверо — сапоги, шлемы, дождевики маскировочной расцветки — в зелёных, чёрных и коричневых пятнах. Отыскав телефонный аппарат и связавшись со штабом, унтер-офицер отправил двух солдат осмотреть участок длиной в двести метров вдоль края обрыва. Сам же с третьим солдатом принялся осматривать каменную гряду, идущую параллельно обрыву.
Поиски были неторопливыми и доскональными. Унтер-офицер, вполне разумно, рассудил так. Если часовой уснул или заболел, то вряд ли он стал бы забираться в глубь нагромождения камней. Поэтому Мэллори и его товарищам не угрожала никакая опасность.
Потом был предпринят тщательный методический осмотр поверхности скалы. Хуже того, осмотр начали от кромки обрыва.
Надёжно поддерживаемый за ремень солдатом, которого, в свою очередь, держали, сцепясь руками, двое его товарищей, унтер-офицер медленно двигался по краю скалы, обшаривая узким лучом фонаря каждый дюйм почвы. Внезапно остановившись, он издал возглас и наклонился к самой земле. Несомненно, он заметил глубокую выемку от верёвки, которую Андреа закрепил за основание валуна… Мэллори и трое его товарищей, выпрямившись, вскинули автоматы, высунув стволы в отверстия между камнями или положив их на валуны. Стоит кому-нибудь из солдат направить хотя бы случайно карабин вниз, где лежит тяжелораненый или мёртвый Энди Стивенс, всем четверым немцам уготована смерть.
Удерживаемый за ноги двумя солдатами, унтер-офицер лёг на живот и принялся осматривать раструб, освещая его фонарём.
Секунд десять, а то и все пятнадцать не было слышно ничего, кроме завывания ветра да шума дождя, хлеставшего по чахлой траве; затем немец отполз от края обрыва и поднялся на ноги, качая головой. Жестом Мэллори приказал своим товарищам спрятаться. Отчётливо слышался баварский говорок унтер-офицера.
— Бедняга Эрлих. — В голосе немца звучало странное сочетание сочувствия и гнева. — Сколько раз я его предупреждал, чтобы не подходил близко к краю. Почва здесь очень рыхлая. — Невольно отступив от кромки обрыва, унтер-офицер снова посмотрел на выемку в почве. — Вот след от его каблука, а может, от приклада. Теперь это неважно.
— Как вы полагаете, господин унтер-офицер, он погиб? — спросил солдат, совсем мальчишка, с испуганным, несчастным лицом.
— Трудно сказать… Взгляни сам.
Молодой солдат неуклюже лёг на край и осторожна заглянул вниз. Остальные переговаривались, обмениваясь короткими фразами.
Повернувшись к Миллеру, капитан спросил его на ухо, не в силах сдержать обуревавшие его чувства:
— Стивенс был в чёрной одежде?
— Да, — ответил шёпотом янки. — Кажется, в чёрной. — Помолчав, поправился:
— Да нет, что же это я. Мы ж потом оба надели прорезиненные плащи с маскировочной расцветкой.
Мэллори кивнул. Плащи у немцев мало чем отличаются от их плащей, а волосы у часового были черны, как смоль, такого же цвета, как и крашеные волосы Стивенса. Неудивительно, что унтер-офицер, увидев плащ и темноволосую голову, решил, что это часовой. Ошибка его была закономерна.
Юный солдат отполз от края и осторожно поднялся на ноги.
