Рене поднимает тонкую руку, вытягивает вверх крючковатые пальцы и с силой сжимает их в кулак.
– С поднятым кулаком. Встреча, о которой просит тебя твой отец, это его поднятый кулак. История не закончена. Твой отец хочет тебя видеть, у него есть этот шанс, и поверь мне, в такие моменты… все остальное отступает на задний план. Шанс увидеть тебя, обнять – не волнуйся, это ты делать не обязана. А теперь решать тебе. Мы готовы тебя сопровождать. Мы ведь должны тебе это, правда?
Рене закашлялась, и Станислас продолжил:
– Твой отец находится в доме отдыха недалеко отсюда, это мы выяснили. Я стащил карту на ресепшене. Это в тридцати километрах отсюда. Вот так повернулась судьба, Бланш: мы не нашли следов Ирмы, зато ты можешь увидеться со своим отцом…
Щеки Станисласа розовеют.
– Стоит попытаться, черт побери!
– К тому же это наверняка понравилось бы Ирме! – воодушевленно прибавляет Сюзетт, покачивая синим ежиком своих волос, словно заводной пес. – Ну, так что, едем? – Она потирает широкие ладони.
– На этот раз я поведу машину! – заявляет Габриэль, крутанув на пальце ключи от грузовика.
Наклонившись вперед в своем инвалидном кресле, с трогательными, как у спаниеля, глазами, и резинкой, протянутой по щекам от уха к уху, Од смотрит на Бланш так, как она смотрела бы на младенца, намеревающегося выговорить свое первое слово. Они так и ждут, чтобы она произнесла: «Агу!» Они хотят, чтобы она сказала «да». Габриэль в черной рубашке, застегнутой под горло, и того же цвета берете, Виктор в сером костюме с запахом нафталина, Од в оранжевом платье без рукавов и пышной кофте, Саша, похожая на зыбкое суфле в муслине цвета шампанского, Рене, которая этим утром обула кеды «Найк» под темно-синий дамский костюм с большими перламутровыми пуговицами. А также Стан в коричневом льняном пиджаке, бежевой рубашке и сливового цвета галстуке, Жанна в платье-халате жемчужно-серого цвета, Сюзетт в цветастом фартуке… Они что, привезли с собой всю эту одежду? Как она раньше не поняла… Они договорились погулять по высшему разряду. Вошли во вкус. Приключение не должно закончиться. Звук свистка станет для них роковым.
Ты просто знаешь, что даже в лучшем случае тебе
осталось совсем немного. Пока тебя не окутает
окончательное молчание… А в остальном все
по-прежнему. В остальном мы бессмертны, пока живы[26].
Бланш поднимает телефон, который только что швырнула на пол, набирает номер:
– Это я. Хотела тебе сказать, что мы туда поедем. Они все едут со мной. Если ты на нашей стороне, помоги выиграть время, скажи Эрику Эрналю, чтобы он предупредил… Макса. Моего отца. Думаю, лучше обойтись без сюрприза.
Слова отрываются от нее и словно дергают за ниточки ее тряпичное тело, которое медленно выпрямляется.
– Раз он хочет меня видеть… нужно, чтобы он нам помог. Мы приедем утром, меньше чем через час. Макс должен вести себя тихо. Я не хочу скандалов, ситуация и без того напряженная. Если возможно… Я не знаю, чем ты можешь помочь, но постарайся сделать так, чтобы там не было полиции, ладно? Придумай что-нибудь, направь их по другому следу.
Она сосредоточивается на звуке своего голоса. Все ее существо добавляет:
– Сделай это ради меня. Сможешь?
* * *
– Пфф… У них здесь даже нет творческой мастерской!
С презрительным выражением на лице Сюзетт снимает очки и отходит от доски объявлений, висящей при входе в «Валь де Сурс». В этот дом отдыха она вошла с видом знатока и, раскритиковав программу деятельности, продолжила свой путь. Взгляд вправо, взгляд влево, инспекция уровня комфорта: освещение, отделка, обстановка, средства сигнализации – ничто ей не чуждо. Бланш замечает, как Сюзетт оглядывает встречных пенсионеров, чьи привычки она знает наизусть. Саша, Виктор, Стан и остальные от нее не отстают. Малейшее их движение отработано до мелочей. Станислас любезно придерживает дверь перед маленькой прихрамывающей старушкой, Жанна щедро раздает улыбки, запахнув на шее ворот своего платья-халата, Габриэль сосредоточенно толкает инвалидное кресло Од, никого не задевая. Саша изображает отрешенность и безучастность. Все они вписываются в окружающую обстановку с легкостью истинных любителей. Их праздничные наряды словно парят в воздухе, цветные волосы растворяются в акварели обоев. Бланш говорит себе, что эти восемь стариков – ее банда. Ее dream team[27], не меньше. И они нуждаются в победе. Над чем – над жизнью, любовью, потерями? Их непринужденность придает Бланш сил. Группа проходит мимо парикмахерской, где трясущиеся тела ждут своей очереди для укладки волос, затем мимо крошечного газетного киоска. Внешний мир внезапно напоминает о себе заголовками газет, и Бланш вспоминает, что закон, правосудие, полиция не одобряют их присутствия здесь. Их наверняка уже разыскивают. Нельзя безнаказанно исчезнуть с восемью сбежавшими из дома престарелых пенсионерами, в числе которых семидесятилетняя старуха в инвалидной коляске с лицом, обмотанным эластичными бинтами, бывшая портниха, немного не в себе, и два дедули, вооруженные пистолетом и мушкетерской тростью.
Бланш ощущает, как рука Виктора мягко, но настойчиво подталкивает ее вперед. Она обходит угрюмого толстяка с кустистыми бровями, который с ворчанием дергает свои подтяжки, старика, чья седовласая голова из-за ослабевшей окончательно шеи опущена так, что подбородок упирается ему в грудь, инвалидную коляску, с подлокотников которой свисают вязаные разноцветные сумки… Они проходят дальше, в столовую с застекленным потолком, где две девчонки смеются, расставляя пионы в вазы на столах, видимо, зарабатывая себе карманные деньги на каникулы… Саша приветствует их так, словно она сама предоставила им эту работу. «Как дела, малышки?» Девочки позволяют себя расцеловать, вытирают мокрые щеки, снова принимаются хохотать. Впереди следующий коридор, с легким уклоном, справа библиотека, слева зал…
Он сидит к ней спиной. Она узнает его шею и надежную, уютную линию плеч, эту манеру вытягивать шею перед тем, как оглядеться по сторонам. Она уверена, что сидела верхом на этих плечах, когда ей еще не было пяти лет. Густые седые волосы коротко пострижены. Бланш вдруг осознает, что нечто безжизненное и тяжелое удерживает его импозантное тело на не слишком широком стуле.
«Как всегда: кресло». Фраза Виктора включается в ее памяти как световая табличка «Выхода нет». Это так мучительно. Мужчина обращает к ней лицо.
– Я смотрю, вас сопровождают.
Бланш оборачивается, и в мгновение ока восемь персонажей, окружавших ее еще секунду назад, исчезают, направляясь в разные стороны. Восемь тел разлетаются в пространстве, как разноцветные лепестки: Саша-шампанское сворачивает вправо, жемчужно-серая Жанна мелкими шажками семенит влево, темно-синяя Рене уходит в сторону сада, увлекаемая рукой коричневого Стана, оранжевая Од уже исчезла из виду, подталкиваемая Габриэлем, чья черная рубашка мелькает в отражении стекла…
