— Не хочешь чего-нибудь выпить?
Ирене показала мне бар, летнюю террасу которого полностью оккупировали негры.
— Лучше сядем внутри, там не так воняет, — решила она. И мы направились туда. Пятьдесят метров, отделявшие нас от бара, мы преодолели в полном молчании, я лишь изредка поднимал глаза от пыльного тротуара, на котором четко проступали наши тени, чтобы взглянуть на тонкий профиль негритянки. Она шагала, засунув руки в карманы, в одном из которых позвякивали ключи и мелочь.
Мы заказали ананасный сок. Я признался, что еще не успел напечатать фотографии, но, как только снимки будут готовы, с удовольствием подарю ей самые лучшие.
— Вряд ли ты вспоминал меня добрым словом. — Она смерила меня долгим кокетливым взглядом из-под полуопущенных ресниц. — Ты злишься на меня за то, что я украла твою камеру?
Пропустив вопрос мимо ушей, я сам принялся расспрашивать Ирене, как она очутилась в Малаге, есть ли у нее работа и крыша над головой и собирается ли она осесть здесь надолго.
История Ирене, подобно историям каждого негра, слонявшегося в тот день по бульвару, была лишь частным случаем масштабной трагедии, замешенной на горьких утратах, разбитых надеждах и легендах о редких счастливцах, которым удалось достичь земли, где жизнь не так тяжела и печальна. Теперь она просто светилась счастьем, ведь ей удалось выжить в кораблекрушении и вырваться из лап береговой охраны, так что дело было за малым: закрепиться на новом месте и отыскать источник средств к существованию (один из расхожих эвфемизмов, с помощью которых родной язык дает нам понять, какая это паскудная вещь — работа). Ирене родилась в небольшом мавританском городке, в бедной семье отставного военного и вопреки воле родителей отправилась в столицу, чтобы поступить в университет. Однако настали суровые времена, и брат Ирене со своими друзьями решили упросить местного толстосума, прибравшего к рукам каналы нелегальной миграции в Испанию через Марокко, пустить их на борт одной из своих ржавых посудин. Узнав об этом, Ирене вернулась в родной город, бросилась в ноги к родителям и сумела убедить их в своем раскаянии, а потом снова сбежала, прихватив изрядную часть их сбережений. Так началось ее путешествие, а чем оно закончилось, я и сам прекрасно знал. Ирене вела рассказ легко и небрежно, словно хотела показать мне, что у прочих завсегдатаев бара найдутся истории куда увлекательнее.
— А ты? Ты-то что здесь делаешь? Ты ведь не меня искал?
Я покачал головой, борясь с отрыжкой.
В баре воцарилась гробовая тишина. Негры, расположившиеся на террасе, встали, побросали свою выпивку, в полном молчании прошли внутрь и расселись за барной стойкой и свободными столиками. На огромном экране, висевшем на стене в глубине бара, показывали репортаж об очередном крушении у берегов Кадиса. Жандармы затаскивали на палубу своего катера трупы утопленников; какой-то паренек барахтался среди волн, тщетно пытаясь дотянуться до каната, спущенного с полицейского вертолета. Из воды успели извлечь девять трупов. Сведений о точном количестве погибших пока не было. Среди спасенных, которыми занимался Красный Крест, оказались две беременные женщины. У них был шанс остаться в Испании. Прочие подлежали депортации. Когда на экране появились сложенные в ряд мертвые тела, под сводами бара прокатился горестный стон, перешедший в глухое бормотание. Ирене, не понимавшая ни слова из того, что говорил диктор, отвернулась от экрана.
— Пошли отсюда, — бросила она.
Поплутав между мусорными кучами — шнырявшая среди отбросов крыса не вызвала у меня ни капли омерзения: верный знак того, что вонь успела пропитать все мое существо, — мы забрели в центр города, на опустевшие пешеходные улицы. Положение было отчаянное: жители опустошили парфюмерные магазины, чтобы защитить от смрада хотя бы свои квартиры.
— На что они живут? — спросил я Ирене.
— По-разному. Нигерийцы торгуют героином, суданцы участвуют в подпольных боях, кое-кто принимает ислам и обращается за помощью к богатым единоверцам из Марбельи, есть и такие, кто сотрудничает с полицией, помогает нас отлавливать. Тех, кого должны депортировать, держат при аэропорте.
— Ты тоже прячешься от полиции?
— Да, у меня здесь подруга, она пустила меня к себе пожить. Это большой дом, двухэтажный, нас там двенадцать человек. Соседки нас не жалуют, а мы к ним не лезем и не возмущаемся, когда они приходят ночью пьяные и врубают музыку на всю катушку; они американки, богатенькие, приехали сюда потрахаться и подучить испанский.
— Ну а у тебя-то самой какие планы? На борца ты не похожа, а что касается героина…
— Найду работу, как остальные. Моя подруга убирает у нескольких семей, она обещала подыскать мне что-нибудь. Чтобы получить вид на жительство, нужно продержаться здесь три года, а чтобы продержаться здесь три года, нужна работа, а найти работу без вида на жительство очень сложно. Мне надо выучить язык.
— Порочный круг.
— Вот-вот. Но ведь всегда есть выход, правда?
— Выход есть, особенно если ты красива.
— И если нет, тоже.
— Но тогда придется идти на поклон к бандитам.
— Можно подумать, в твоем Клубе сидят не бандиты.
— Разумеется, нет, я уже говорил. Будь мы бандитами, мы не стали бы тратить время на поиски жемчужин.
— Спасибо за комплимент.
Ирене пылала гневом. Любое упоминание о Клубе приводило ее в такое бешенство, что я спрашивал себя, не раздумывала ли она над моим предложением по дороге в Малагу. Похоже, оно отнюдь не казалось ей заманчивым.
— А этого принца ты тоже ищешь для своего клуба?
— Ну да.
— Если он и вправду хороший боец, тебе будет непросто его заполучить.
— Они много зарабатывают?
— Не в этом дело. Вся прибыль идет устроителям боев, и они ни за что не допустят, чтобы их лучший боец оказался на панели. Они со своих ребят глаз не спускают, правда, кормят их хорошо.
— Речь идет не о панели, тут все куда сложнее.
Я рассказал Ирене о своем задании, и она попыталась представить физиономию психа, который увидел на журнальном снимке красавчика негра и потребовал, чтобы того доставили ему на блюдечке.
— Ты когда-нибудь влюблялся по фотографии? — спросила Ирене.
Я покачал головой, и она призналась:
— А я да. В новозеландского регбиста. Его фотка висела на стене в парикмахерской.
Я хотел было спросить, какого черта делала фотография новозеландского регбиста на стене парикмахерской в нищем мавританском поселке, но передумал: есть вещи, которых лучше не знать.
— Наверное, ему просто нужна компания, — предположил я, вернувшись мыслями к суданцу и его таинственному поклоннику. — Мне приходилось видеть и более странных клиентов. Типов, поклонявшихся фотографиям шлюх, словно изображениям Девы Марии. Сумасшедших, которые берут в банках кредиты, чтобы купить ночь со смазливым пареньком. Миллионеров, которые нанимают сразу десяток, а то и дюжину наших моделей, заставляют их заниматься сексом в бассейне, а сами наблюдают, потягивая джин и даже не думая присоединиться.
